Ленинград, Тифлис…
Шрифт:
— Ты вчера дежурил в аптеке?
— Да, я.
— Ты сделал неправильную дозировку. Штатсрат Мюллер чуть не умер.
Ицхак Мейер побледнел. Достал свою тетрадь.
— Дозировка была правильная. Вот, посмотрите.
Ганс вырвал у него из рук тетрадку.
— Ты врешь, гаденыш!
Шапиро взял тетрадь и поправил на носу золотые очки.
— Все в порядке, Ицхак Мейер. Иди работай. Это моя ошибка.
Через год Ганс женился на Эсфири, старшей дочери Шапиро. А еще через два месяца Ицхак Мейер навсегда уехал из Цюриха.
Шапиро вызвал
— У тебя неплохая голова и хорошие руки, Ицхак Мейер. Тебе не место в Цюрихе.
Ицхак Мейер ждал, что будет дальше.
— Тебе нужно ехать в Германию. У меня есть друг в Вуппертале. Его зовут Фридрих Байер. У него там большая фирма.
Шапиро наконец нашел бумагу и показал ее Ицхаку Мейеру.
— Я написал ему письмо. Он мне ответил. Он подыщет тебе место.
Когда Ицхак Мейер встал, Шапиро добавил многозначительно:
— Фридрих Байер — протестант, Ицхак Мейер.
А на следующий день Ицхак Мейер уже ехал на север. На нем был новенький костюм, золотые швейцарские часы в жилетном кармане. Вот только тот же поношенный саквояж, что и год назад.
А еще через день Ицхак Мейер шагал по живописной набережной Вуппера. Он прошел мимо дома, в котором за полвека до того родился Фридрих Энгельс, его учение в дальнейшем пагубно сказалось на жизни Ицхака Мейера. Но кто такой Фридрих Энгельс, Ицхак Мейер тогда еще не знал, и дома того не заметил.
А фирма Фридриха Байера была совсем недалеко, в том же зеленом пригороде Вупперталя, Бармене. Приняли Ицхака Мейера там на редкость радушно. Сам Фридрих Байер прочитал письмо, разгладил пышные усы, позвонил в звоночек. Когда появился Георг, секретарь по общим вопросам, представил ему Ицхака Мейера:
— Познакомьтесь, Георг, это — господин Годлевский. Он из Цюриха. Его рекомендует мой друг Шапиро.
Георг провел его к себе в кабинет.
— Господин Годлевский, как я понимаю, мы почти одного возраста. Можно мне вас называть по имени?
— Да, сказал Ицхак Мейер. Меня зовут Исидор.
С того дня он стал Исидором Годлевским.
Он стал работать в отделе внешних связей. Фирма химических красителей Байера быстро расширялась. За несколько лет до этого она объединилась с фармацевтической компанией и теперь открывала отделения в европейских странах. Исидора Годлевского сразу подключили к переговорам. Он несколько раз ездил в Париж и Лион. По ночам учил французский. За день прочитывал сотни бумаг, вникал во все детали. Контракт с французской фирмой был заключен на удивительно выгодных условиях. Ему повысили жалование. Он купил себе квартиру в доме на Эйхенштрассе.
Однажды его вызвал к себе Фридрих Байер.
— Господин Годлевский, я слышал, что вы подданный России. Это так?
— Да, господин майер.
— Мы собираемся открыть отделение в Москве. Я собираюсь вас рекомендовать управляющим. Вы не возражаете?
Исидор вспомнил пограничников в Вержболово и улыбнулся.
— Я не возражаю, господин Байер.
В
Он сперва снимал номера, а когда фабрика заработала, купил дом в Замоскворечье. Вечерами ходил в Большой театр. По совету актера-учителя, захаживал и в Малый, но пьесы Островского ему не понравились.
Стал устраивать приемы. К нему ходили в основном купцы и банкиры, реже — инженеры. После сытной еды собирались в кабинете. Курили сигары, пили портвейн. Среди приглашенных были евреи, но Исидор их никак не выделял. Все говорили по-русски.
А потом стали приходить плохие известия. Летом 1880-го внезапно умер Фридрих Байер, ему не было и 50. Во главе фирмы стал Иоганн Вескотт. Он вызвал Исидора в Германию. Они просидели несколько часов, разбирали чертежи и документы. Вескотт остался доволен.
— Дело идет хорошо, Исидор. Мы будем расширяться.
Было решено открыть отделения в Петербурге и Нижнем Новгороде.
А весной следующего года анархисты убили российского императора. Говорили, что среди заговорщиков были евреи. Тогда Исидор впервые услышал слово «погром». Евреев убивали в Кишиневе и Киеве.
Как-то раз к Исидору заявился полицмейстер. Исидор принял его в кабинете. Предложил сигару. Полицмейстер сигару взял.
— Могу я посмотреть ваши документы, господин Годлевский?
Исидор дал ему паспорт и, к удивлению, почувствовал страх, как когда-то давно, на пограничной станции Вержболово.
А полицмейстер жевал сигару.
— Видите-ли, господин Годлевский. Мы очень высокого мнения о вашей общественно полезной деятельности. Но, согласно уложениям, имеющим силу в Российской империи, лица иудейского вероисповедания…
Исидор слушал его внимательно.
— Господин полицмейстер, я слышал, что в московской полиции открыт подписной лист для вспомоществования семьям нижних чинов, погибших или изувеченных при исполнении служебных обязанностей…
Сигара застыла в углу рта полицмейстера.
— Позвольте от имени фирмы «Байер» передать вам небольшое пожертвование на это благородное дело.
Он вынул из ящика письменного стола толстый конверт.
— Не трудитесь писать расписку, ваше превосходительство.
Полицмейстер встал, защелкал шпорами, захлюпал носом.
— Премного благодарен от лица сирот, господин Годлевский. Не сомневаюсь, небольшое недоразумение разрешится к взаимному удовольствию.
В следующем году, фабрика Байера открылась в Нижнем Новгороде, а еще через год — в Петербурге. Тогда перебрался в столицу и Исидор. Уже в новом звании — генерального представителя фирмы «Байер АГ» в России. Контора его была в новеньком доме на углу Невского и Екатерининского канала, недалеко от того места, где бомба анархистов разорвала в клочки доброго царя Александра II.