Ленинград, Тифлис…
Шрифт:
Шофер кивнул, и машина рванула с места… Паутина маленьких улочек расступилась, они выехали к озеру. Приятно шуршали шины… Теплый ветер обдувал лицо… Из радио доносилась легкая музыка… Голанд задремал…
Машина резко затормозила. Голанд открыл глаза. В лицо ему смотрело дуло пистолета.
— Выходи, — сказал по-русски шофер. Голанд забился в угол машины и прижал к груди саквояж.
Дверца резко открылась, и чья-то сильная рука вытолкнула Голанда на дорогу. Он огляделся. Рядом стояла другая машина и из нее выходили двое. Голанд перепрыгнул через
* * *
…Теплым майским утром 2004 года пожилая пара стояла на перроне Московского вокзала: мужчине было на вид за семьдесят, а женщине — лет сорок. Стояли они чуть в стороне от пестрой толпы, собравшейся встречать «Красную стрелу» из Москвы, и тихо разговаривали по-английски. Поезд медленно подошел под звуки Глиэровского гимна и замер. Из вагона номер шесть, как раз напротив которого стояла пара, вышла немолодая женщина в сером плаще с красным чемоданом. Мужчина подошел к ней, взял у нее из руки чемодан, поставил на перрон. Они расцеловались.
— Ты почти не изменился, Федя, я тебя сразу узнала…
— Ты тоже, Тата…
Федя представил женщину.
— Познакомься, Тата, это — Пенни… Она преподает русский в Оксфорде.
Пенни протянула руку.
— Здравствуйте, Тата. Федя о вас много говорил…
Они сидели в «Идеальной чашке» на Невском, пили кофе. Федя неспеша рассказывал:
— Вылетели из Лондона две недели назад. Несколько дней провели в Тифлисе… Уже неделю, как здесь…
— Как в Тифлисе?
— В центре понастроили шикарные отели, а чуть дальше — сплошные развалюхи. Наш дом еще стоит, но говорят, что его скоро снесут и построят на этом месте новую резиденцию для президента.
— Жив кто-нибудь из наших?
— Теперь уже никого. Лена умерла прошлым летом. Я был на ее могиле…
— А здесь…
— Папа и мама похоронены на Серафимовском… Мы заказали памятник… Сделали новую ограду…
Кажется, там сейчас уже вся наша квартира на Красных Зорь. Даже Катя Гросс и дядя Миша Годлевский умерли несколько лет назад… Кстати, дядя Миша последние годы жил у брата в Лондоне. Однажды на каком-то приеме к нему подошел мужчина. Дядя Миша сперва его не узнал. Это был Ника Фредерикс. Он расспрашивал о нас. Обещал зайти и передать что-то важное. Взял телефон и адрес. А несколько дней спустя в газете появилась заметка, что отставной дипломат Фредерикс погиб в случайной автокатастрофе…
Они помолчали. Тата раскрыла чемодан. Достала тоненькую синюю папку.
— Вот, посмотри…
— Это то самое, о чем ты говорила?
— Все, что осталось от маминого дела в ФСБ. Там завели новый отдел по связям с общественностью…
Федя перебирал бумаги и передавал их Пенни.
— Я вам поясню, — сказала Тата. Вот протокол
Федя собрал бумаги и аккуратно сложил их в папку.
— Здесь нет главного, Тата. Доносов. Любое дело начиналось с доносов.
— Доносов в деле нет… Видимо, уничтожили.
Они помолчали. Тата протянула Феде брошюру.
— Это брошюра о Левашовской пустоши. Публикация общества «Мемориал».
Федя перелистал брошюру, передал Пенни.
— Расскажи поподробнее, — попросил Федя.
— Место массовых захоронений жертв террора. Обнаружили его в конце восьмидесятых. Там рыли котлованы и сбрасывали тела расстрелянных. По подсчетам, там похоронили тысяч пятьдесят…
— Сколько таких мест под Ленинградом?
— Много, Федя, много… Только там устроили мемориал… Поставили крест…
— Ты думаешь, Вета там?
— Не знаю, Федя. А впрочем, какая разница…
— Как туда доехать? На такси?
— Мне сказали, что проще на маршрутке… От метро «Проспект Просвещения».
Они вышли из метро и попали в другой город. Громко играла восточная музыка. Бородатые люди со смуглыми лицами толкались вокруг бесчисленных шашлычных. Подошел старенький микроавтобус.
— Это наш, — сказала Тата.
Они втиснулись в машину. Шофер круто развернулся и выехал на широкое шоссе. Замелькали одинаковые коробки домов.
Дома кончились и пошли зеленые массивы. Убогие дачки чередовались со строениями из красного кирпича с затемненными стеклами. Машина остановилась.
— Кажется, здесь, — сказала Тата.
Они вышли из автобуса и зашагали по песчаной дорожке вдоль глухого зеленого забора. Земля была мокрая, видимо, здесь недавно прошел дождь.
Увидели открытые ворота, пошли по широкой аллее. Вокруг шелестели сосны. Чуть в стороне от аллеи стоял большой православный крест, рядом — колокол.
Они углубились в лес.
— Смотри, — сказал Федя. Среди деревьев стояли кресты. На них имена, фотографии… И три даты: родился … расстрелян… реабилитирован… Они шли дальше, и табличек становилось все больше. Теперь они были прикреплены к деревьям… Расстрелян… Замучен…
— Посмотри, знакомые имена:
— Адриан Аскольский… Фихтенбаум…
Они остановились около дерева.
— Давай здесь…
Тата достала из чемодана металлическую пластинку…
ЕЛИЗАВЕТА ДАДАШЕВА
ЛИТЕРАТОР
1904–1938–1985
Федя достал молоток и гвозди. Аккуратно прибил пластинку к стволу. Пенни положила у дерева охапку цветов.
Они помолчали…
Когда выходили из ворот, они увидели на противоположной стороне шоссе странное сооружение из колючей проволоки и искореженных металлических брусьев. На постаменте было написано золотыми буквами:
«Родина вас не забудет».
Пенни тихо произнесла что-то по-английски.
— Что она сказала? — спросила Тата.
Федя перевел: