Ленинград, Тифлис…
Шрифт:
Люди гибнут за-а металл!..
Ему хлопали.
Ночью Феде приснилась Вальпургиева ночь. Только это была ленинградская Вальпургиева ночь. Обнаженные ведьмы кружились в танце, летали по воздуху, и тут же была замершая Нева, и шел густой снег.
Дом Мухранских совсем недалеко от оперы. Собственно, это когда-то был дом Мухранских, «до войны». Сейчас из всех Мухранских осталось трое. Две очень старые тетушки — тетя Люся и тетя Лили, да Лена. Помещаются они все в двух маленьких комнатках на самом верхнем, четвертом этаже…
К Мухранским Федю привел
— Познакомься, Федя. Наши родственники…
Тетя Люся и тетя Лили беззубо зашамкали:
— Федечка, такой большой уже… Надо же… из Петербурга…
Лена показалась Феде очень красивой и очень взрослой. Ей тогда только что исполнилось шестнадцать.
Лена поцеловала Федю в губы и засмеялась.
— Ну что же, братик. Давай дружить!
Федя почувствовал, что краснеет.
На следующий день они с Леной пошли гулять в Ботанический сад. Это совсем близко. Чтобы попасть туда, нужно свернуть на крутую Могинскую улицу и пройти мимо домов с голубыми балконами к армянской церкви, там начинается туннель. А за туннелем — Ботанический сад.
Там воздух дрожит от зноя, оглушительно трещат цикады, голова кружится от запаха диковинных цветов.
Федя держит Лену за руку.
— Скажи, Ленка, а почему ты Мухранская? В честь улицы или моста?
Лена смеется.
— Глупый! Я — княжна. Когда-то нам принадлежали пол-Тифлиса и пол-Грузии.
Они сидят на скамейке среди цветущих магнолий.
— Федя, сколько тебе лет?
— Скоро будет одиннадцать…
Лена наморщила лобик:
— Представляешь, когда тебе будет восемнадцать, я буду уже старухой…
Федя хватает Лену за руку.
— Лена, когда мне будет… когда я буду старше… давай поженимся…
Лена вздыхает:
— Когда ты будешь старше, у тебя будет другая…
Лена и Федя лежат на каменном полу на балконе дома Мухранских. Тихо. Небо, кажется, раскалывается от жары. На Лене — купальник. Федя губами дотягивается до Лениной руки.
— Я очень люблю тебя, Ленка…
— Не дотрагивайся до меня, мне жарко…
Лена гладит Федины волосы, шею…
— Ленка, а откуда они, все эти Мухранские, Дадашевы? Расскажи, ты все знаешь…
Лена уходит в комнату и возвращается с какой-то большой картинкой. Там множество цветных рисунков с надписями на непонятных языках, стрелки.
— Что это?
— Это генеалогическое древо. Его когда-то нарисовал мой папа.
— А что это значит, Лена?
— Я тебе объясню. Вот видишь эту надпись с завитушками, наверху? Это написано по-арабски. Означает «Мухраб». По преданию, он — родоначальник.
— Значит, Мухранские — арабы?
— В седьмом веке Кавказ завоевали арабы. Один из арабских правителей женился на грузинке…
— А Дадашевы?
— Есть легенда, что ваш род пришел сюда с Чингисханом…
— Но Чингисхан — монгол…
— Монголы пришли на Кавказ в тринадцатом веке… Но все это глупости, Федя. Все народы на свете давно перемешались. Вот — ты армянин, я — грузинка, а мы — брат и сестра…
— Я — русский, — подумав, объявил Федя.
— Правильно,
— А Додик?
— Додик — еврей, но наш, грузинский.
— А почему наши имена звучат как русские?
— Когда русские завоевали Кавказ, они стали всех переписывать, чтобы сосчитать, узнать, кто где живет, сколько кому платить налогов. Им было трудно записывать наши настоящие имена, и они переделали их на русский лад. Вот и стали мы Мухранскими, а вы — Дадашевыми.
— И они сделали вас князьями?
— Князьями мы были всегда… Русский царь пожаловал нам российское дворянство и подтвердил права на наши земли… А Дадашевы были князьями в Карабахе, это на юге. Они сразу перешли на сторону русских и стали служить в их войске. Посмотри на эту картинку. Вот — твой прадед. Его звали Исай. Родился он в 1840 году в маленьком городке, который называется Шуша.
Исай женился на Марии Тер-Арутюновой, дочери священника. Было у них четверо детей, два мальчика и две девочки. Паша — это твой дед, Жорж — отец Веты, нашей тетки, что пропала до войны в Ленинграде. Одна из девочек, Люся — моя бабушка — вышла за моего деда, князя Левана Мухранского…
* * *
… 1864 год застал Исая в горах западного Кавказа. Вот уже пять лет, как кончилась чеченская война; сдался Шамиль князю Барятинскому в роще возле аула Гуниб, а здесь все еще стреляют. Черкесские племена не хотят признать власть русского царя. Исай — сотенный командир карабахской милиции. Сотня конников на коротконогих карабахских лошадях стоит у аула Аибг, в горном лесном массиве.
Здесь все не так, как в родных карабахских местах. Крутые склоны гор, поросшие густым лесом, гулкие ущелья, влажная жара летом и непрекращающиеся дожди зимой. Здесь карабахцы впервые увидели море. Оно внезапно открылось за поворотом горной тропы. Был туманный зимний день. На каменистый берег с шумом накатывались волны.
Сотня Исая приписана к казачьему конному полку. Командир — полковник Недюжный — офицер храбрый и главное опытный. Людей бережет, дело знает. С Исаем отношения нормальные. Исай не всегда понимает, что ему говорят русские, но что не поймет — догадается, человек он сметливый.
Черкесы засели в урочище Кабада, в глухих, почти непроходимых лесах. Прежний командир пытался идти напролом, они заманили его в ущелье и там перестреляли всех, как куропаток. Ружей у черкесов много хороших, нарезных, с бездымным порохом. Говорят, по ночам англичане подвозят на турецких фелюгах.
Тогда привели сюда полк Недюжного. Теперь они в пекло не суются, продвигаются медленно, осторожно, зажимают черкесов в тиски. Пошел слух, что черкесы готовы сдаться. Ночью пришли на передовую заставу двое гонцов. Подошли скрытно, даже лошади их не учуяли. Говорят — веди к командиру, письмо везем от Али Мурата. Это черкесский старшина, славится коварством и жестокостью.