Ленька-гимназист
Шрифт:
Казалось, все складывается как нельзя лучше: телефонный аппарат есть, провода есть, взрыватель работает. Оставалось только дождаться динамита, который, по словам Свиридова, должен был прибыть с курьером от красных, и можно было приступать к осуществлению нашего дерзкого плана по подрыву бронепоезда. Мы уже мысленно представляли себе, как стальной монстр летит под откос, и это придавало нам сил и уверенности.
Но ожидание затягивалось. Прошло три дня, потом четыре, а обещанного «груза» все не было. Свиридов
А тем временем на заводе работа кипела. Строительство бронепоезда подходило к концу. Уже закончили бронированные корпуса, установили орудия, наладили паровую машину. По цеху поползли слухи, что «Дроздовец» вот-вот выпустят на ходовые испытания, а потом — сразу на фронт, тем более что проходил он теперь совсем близко от нас. Но время шло, а динамита все не было…
И вот однажды вечером я застал Свиридова совсем мрачным.
— Плохи дела, Лёнька, — сказал он глухо, сворачивая неизменную «козью ногу». — Очень плохи!
— Что случилось, Иван Евграфович? — спросил я, чувствуя, как все холодеет внутри. — С динамитом беда?
— И как это ты, Лёнька, угадал? — горько усмехнулся Свиридов. — Нема динамита! Схватили нашего курьера. Случайно раскрыли. Казаки остановили поезд — не досматривать, а просто ограбить. Ну, вырвали из рук у него мешок, а там… Ну и всё: прямо там, у вагона, и расстреляли. Так что, братец, положение наше — хуже губернаторского: взрывчатки не будет!
Я в этот момент чувствовал себя, будто мне на морозе плеснули в морду ушат холодной воды. Не будет динамита! Все наши планы, все наши надежды — все рухнуло! Бронепоезд уйдет на фронт, и мы ничего не сможем сделать. А я-то уже мысленно дырку для ордена себе крутил…
Свиридов, обычно такой сдержанный и уверенный, выглядел подавленным.
— Не знаю, Лёнька, не знаю, что теперь делать. Голыми руками этот бронепоезд не остановишь. А времени нет — скоро его угоняют. Так что другого шанса у нас, похоже, не будет!
Ночью я долго не мог уснуть. Ворочался на своей жесткой лежанке, снова и снова прокручивая в голове события последних дней. Провал с динамитом, скорая отправка бронепоезда, бессилие что-либо изменить… Чорт побери, как обидно!
Заснул я уже под утро. Мне снились взрывы. Мощные, выбрасывающие к небу высокие столбы чёрной курской земли взрывы Хаймарсов. Дробные, мелкие взрывы кассет. Раскатистые взрывы 6-ти дюймовых снарядов. И вдруг, сквозь дрему, перед моими глазами всплыла картина того дня, когда я едва не погиб на заводе во время обстрела. Яркая вспышка, грохот, летящие комья земли… И тот самый неразорвавшийся снаряд, что со свистом воткнулся в землю в нескольких шагах от меня.
Сон как рукой сняло. Я резко сел на лежанке, сердце бешено колотилось. Снаряд! Неразорвавшийся артиллерийский снаряд! В нем
Эта мысль была такой неожиданной, что я сначала даже не поверил в нее. Но чем больше я думал, тем яснее понимал — это отличный вариант! И, возможно, последний шанс спасти дело.
Рано утром, едва забрезжил рассвет, я уже был у Свиридова. Он еще спал, но я разбудил его, немилосердно колотя в дребезжащее окно.
— Иван Евграфович! Иван Евграфович, проснитесь! Кажется, я придумал!
Свиридов недовольно открыл глаза, но, увидев мое возбужденное лицо, понял, что дело серьезное.
— Ты что, Ленька, гомонишь, як скаженный? Что ты опять удумал?
— Снаряд! — выпалил я. — Когда белые Каменское брали, я на заводе был. Они его обстреливали, и вот прям рядом со мною снаряд упал. И не разорвался. Шестидюймовый!
— Да ну? — изумленно протянул Свиридов, протирая глаза. — Повезло тебе тогда. Такой жахнет — и кишки вон!
— Да к бису кишки! — рассердился я непонятливости старого подпольщика. — В нем же взрывчатка должна быть! Тротил! Если его найти, этот снаряд… Из него же можно вытопить взрывчатку! Это же готовый заряд! И немаленький!
Свиридов смотрел на меня сначала с недоумением, потом в глазах его появился интерес, а затем — и азарт.
— Снаряд… неразорвавшийся… А ведь это мысль, Ленька! Это очень даже мысль! Только… где его теперь искать? Столько времени прошло… Да и опасно это — с неразорвавшимся снарядом возиться. Рванет — и костей не соберешь.
— Найти можно, Иван Евграфович, — сказал я уверенно. — Я то место на всю жизнь запомнил. А насчет опасности… так нам ли ее бояться? Главное — взрывчатка будет! И тогда наш план… он снова может сработать!
Свиридов встал, прошелся по комнате.
— Хорошо, Ленька, — сказал он наконец. — Давай попробуем. Если найдем этот твой снаряд, и если в нем действительно есть тротил… то мы еще повоюем! Только бы не взорвался он в руках…
Надежда, почти угасшая вчера, снова вспыхнула в наших сердцах. Идея с неразорвавшимся снарядом захватила нас целиком. Это был рискованный, почти безумный шанс, но он был единственным. Динамита от красных больше ждать не приходилось, а бронепоезд вот-вот должен был уйти на фронт.
Главная проблема заключалась в том, как попасть на завод и откопать снаряд. После диверсий на заводе и гибели диверсантов охрана была усилена, и на территорию просто так было не проникнуть. Мой старый пропуск на обеденное время уже не действовал. Мы сидели в сарае Свиридова, ломая головы. И тут Гнатка, который в последнее время часто околачивался возле завода, пытаясь подработать или просто из любопытства, сказал:
— А чего там сложного-то, на завод попасть? Охрана, конечно, стоит у ворот, да по периметру ходят. Но в заборе дыр — как в решете! Мужики металлолом таскают через них по ночам, никто и не видит.