Ленни Голд в поисках самого себя. Агни
Шрифт:
– Оскар, не надо, – не совсем уверенно, одними губами шептала она. Но он был выше, крупнее, сильнее, настойчивее, и ее упирания ни к чему не привели.
– Смотри, сколько здесь всего… разного. Выбери себе все, что тебе понравится.
В глазах девушки вспыхнул огонек, какой обычно появляется у женщин, которые попадают в магазин, где они могут позволить купить себе все, что хотят. И она с азартом принялась рыться в распродаваемых вещах. Оскар тоже начал обходить лавку с противоположной стороны.
– Ищете что-нибудь конкретное? –
– Нет. Маленький подарок для моей девушки. Она выберет его сама.
– Как скажете. Не буду мешать. Спрашивайте, если что-то приглянется.
– Да-да, обязательно.
Девушка явно предпочитала украшения, низко наклонившись над витриной с небрежно разложенными на черном бархате почерневшими серебряными браслетами, серьгами и кольцами.
– Со мной иногда рассчитываются побрякушками, – пояснила хозяйка, выставляя на витрину плоские коробки с украшениями, – поройся, может, что и выберешь.
Оскар же остановился возле картин и статуэток матери Ленни. Мельком взглянул на мальчика, игриво подмигнул ему и снова стал их разглядывать, несомненно, заинтересованный.
– Сколько стоит эта картина?
– Все по пять триллионов марок.
– Хм, тогда…
Он взял в руки небольшую, умещающуюся в ладони взрослого человека посеребренную менору с мелким чеканным рисунком на каждой из семи ветвей и звездой Давида у основания. От нее исходил еле заметный белый свет. Разглядывал ее долго и пристально.
– Тогда… – Попыталась подытожить хозяйка.
– Я не знаю, что это такое, но мне нравится. Это что-то необычное.
Сделал движение, как будто что-то взвешивал, прислушиваясь к ощущениям. Учитель не выдержал:
– Это еврейский подсвечник менора, символизирующий…
– Еврейский?
– Еврейский, дорогой, еврейский, – вклинилась хозяйка.
– Знаю, что они – умные пройдохи.
– Я бы не стал принимать за чистую монету оценку, данную им антисемитами. Скорее, они – мудрый народ с тысячелетней историей.
– Что символизирует?
– Древо жизни.
Колокольчик опять звякнул, ударившись об открываемую дверь. В проеме появился мужчина в форменном костюме шофера с озабоченным лицом:
– Господин Шиндлер, ваш отец ждет вас.
– Скажи ему, мы будем минут через десять.
– На улице жарко, машина нагревается.
– Встаньте в тень на противоположной стороне. Я куплю своей девушке подарок, и мы поедем.
– Ну, что тут у вас?
Дверь снова резко и широко распахнулась, колокольчик быстро задергался, заливаясь долгой звенящей в ушах трелью. В помещение лавки уверенно шагнул господин очень респектабельного вида, такой же высокий, плотный, широкоплечий, как Оскар, но на его лице застыло выражение непреходящего недовольства. Оно нахлынуло на всех присутствующих и окатило с ног до головы, невольно заставив сжаться, не подействовав только на сына.
– Пап, посмотри, что я тут нарыл. Весьма интересные картины по очень невысокой
Лицо отца Оскара немного смягчилось. Он, явно заинтересованный, подошел к стене, где были вывешены картины и на стойке возле навалены кучей альбомы с самодельными открытками и миниатюрами, которые выставлялись на продажу подрабатывающими рисованием студентами или художниками-любителями.
– Да уж, у тебя нюх на все, на чем можно заработать. Хорошо, выбери, что нравится, но не задерживайся долго, – вытащил из нагрудного кармана дорогого пиджака бумажник, отсчитал с десяток банкнот, – на то, что останется, купишь своей девушке мороженое. Не задерживайся.
И он вышел вместе с шофером, который услужливо придержал ему дверь.
– Так что она символизирует? – Опять повернулся Оскар к учителю.
– Древо жизни внутри каждого из нас. Чашечки с огнем – качества человека, которые помогают ему достичь бога.
Он указал на первую:
– Чистота.
Провел пальцем над последующими, пропустил ту, что была посередине, продолжил перечислять:
– Абсолютные знания, щедрость, любовь во всех ее проявлениях, дипломатичность, прощение, но самое главное это, – показал на чашечку в центре, – если пробудится это, синтез всех качеств, то человек получает связь с богом без церквей, священников, покаяний и отпущения грехов.
Над головой Оскара появилась белая рука, которая быстрыми чуткими пальцами стала нащупывать точку опоры на его лице.
– Ничего не понял, не запомнил, но красиво. Значит ли, что эта штучка своего рода оберег?
– Своего рода.
Рука ухватилась за нос, как за опору, появилась вторая рука. Оскар почесал нос и скривился так, как будто собирался чихнуть. Обе руки начали шарить по голове в поисках того, за что б уцепиться, нащупали уши. Оскар двумя руками закинул назад сползшую на лоб челку, немного подержал ладони на ушах. Белые руки удобно ухватились за уши, подтянулись, и вот появилась голова озорного ангела-мальчишки, которого уже больше ничего не останавливало от появления на свет. Он выкарабкался полностью, но не спрыгнул на землю, а уселся на плечи своего подопечного, свесил ноги на грудь и удобно обхватил голову обеими руками, щелчком расправил за плечами маленькие крылышки и только после этого огляделся.
Увидев собратьев, расплылся в лукавой улыбке, вместо поклона подмигнул каждому как старым знакомым, одному левым глазом, второму – правым. Но с Оскара не слез.
– Отлично, берем своего рода оберег, – Оскар повел плечами, как будто пиджак стал ему давить в подмышках. Он отобрал пару картин матери и взял все открытки Гитлера, над которыми вилась черная дымка. Положил их на прилавок, сверху поставил менору. Черная дымка мгновенно возмущенно поколебалась из стороны в сторону и набросилась на белый свет меноры.