Ленуха Маклай, или Семь Пятниц на деревне
Шрифт:
Покрытая рубероидом крыша была слегка покатой и пыльной. Однако на плоском возвышении рядом с трубой какой-то доброхот пристроил длинную и широкую гладкую доску, явно предназначенную для посиделок.
«Не мы первые…», – философски подумал Канат и предложил Лестари присесть ближе к трубе, сам устраиваясь с краю, на пионерском от нее расстоянии.
Доска оказалась хорошо закреплена, и сидеть на ней было удобно. Что было совсем неудивительно – турфирма водила сюда небольшие, до четырех человек, группы. Ночная экскурсия называлась «Посмотри на звезды с крыши». Замотанные
2
Звезды с крыши сельского домика действительно смотрелись иначе, чем с земли. Просто потому, что их не заслоняли ни другие крыши, ни кроны деревьев, чуть слышно шелестящих листьями где-то рядом. Южное небо с россыпью крупных звезд и полной луной, освещавшей все вокруг приглушенным светом, создавало на островке крыши совсем уже волшебное настроение.
– Я знаю, что у тебя очень красивое имя – Лестари, – начал разговор парень. – А меня зовут Канат.
Лестари показалось, что, назвав свое имя, он ожидал какой-то привычной реакции и, не дождавшись, немало удивился.
– Ка-на… Кана-т, – с неуловимым мягким акцентом произнесла девушка. – Кана.
Имя ей понравилось, но его сокращенную форму – Кана, которую Лестари нащупала совершенно интуитивно, произносить было легче.
– Ты ведь, туристка, да? А откуда приехала?
– Сейчас из Бенголуку, я там стажируюсь в компании, производящей летательные аппараты. В планово-экономическом отделе, – охотно начала говорить девушка. Внезапно ей захотелось рассказать о себе этому парню все-все. – А вообще я живу в Негуквонге, – грустно добавила она и посмотрела на собеседника, который почему-то никак не отреагировал на упоминание одиозной провинции.
И немудрено, ведь эти географические названия Канату ничего не говорили. Он и остальную речь Лестари понимал с пятого на десятое. Что еще за «летательные аппараты» производит ее корпорация? Впрочем, все это было совершенно неважно. Кана сделал свой выбор. Теперь его предстояло сделать и Лестари.
– А я автомеханик, – начал рассказывать о себе Канат. – У нашей семьи собственная автомастерская, я детства был там на подхвате. Потом закончил автодорожный колледж, отслужил в армии. Сюда приехал на лето к другу, помогаю ему на машинном дворе. Выходит, мы оба с тобой связаны с техникой. Только твоя летает, а моя ездит по дорогам. А ты где училась?
– У меня диплом по специальности «Экономика и управление» и сертификат курса «Страховое дело», – ответила Лестари, не называя, впрочем, место, где она их получила.
Спросит? Не спросит? Стоит ли говорить? Вдруг он посмотрит на нее с пренебрежением, как двоюродные сестры Путри и Пати.
– Ух ты! – с уважением сказал Канат. Не спросил! – Сложно учиться, наверное, было?
– Да нет, – ответила Лестари, которой была приятна его реакция. – Я люблю постигать новое.
– А зачем тебе такие длинные волосы? – спросил Канат, протягивая руку и отцепляя кончик слегка растрепавшейся девичьей косы от шершавой кирпичной кладки печной трубы.
– У нас в Негуквонге все еще в ходу «Уложение о приличествующем благонравной дочери облике и поведении», – принялась объяснять Лестари. – Оно предписывает девушкам носить бунчу, а волосы должны достигать колен… Там много еще всяких ограничений. Неужели ты никогда не слышал?
– Не приходилось. Хотя у нас тоже есть регионы, где женщины как бы в подчиненном положении, но это на чисто бытовом уровне, законодательно ограничения нигде не прописаны, и при желании и упорстве они всегда могут настоять на своем.
– Нет, в Негуквонге на своем не настоишь. У нас женщины начинают считаться юридически дееспособными только в 32 года. До этого они находятся в полном подчинении старшего родственника мужского пола или мужа, если выходят замуж.
– Ну это уже беспредел какой-то! – возмутился Канат. – У нас в России совершеннолетие в 18, в других странах, конечно, бывает по-разному, но мне всегда казалось, что не позже двадцати одного года. Чтобы в 32 – я такого даже не слышал.
– Это в нашей провинции только, – призналась Лестари. – В Бенголуку я уже через полтора года стала бы совершеннолетней.
– Ну, ваши патриархальные нравы не помешали тебе хотя бы получить образование, и это уже хорошо. А муж ведь может оказаться и нормальным. Вот я бы, например, ни за что не стал бы навязывать жене свое мнение.
– И что, даже разрешил бы укоротить волосы?
– Что значит – разрешил бы? У нас же не домострой какой-то. Хочешь, посмотрим, какая прическа тебе бы подошла? У меня на смартфоне специальная программа есть. Мне сестра поставила, чтобы стрижки выбирать. Там еще и цвет волос можно менять.
Лестари с сомнением посмотрела на короткие волосы парня. Было непохоже, чтобы он как-то особо заморачивался с прической.
На самом деле появление на смартфоне ее собеседника сервиса по подбору прически имело богатую предысторию. Когда Канат был годовалым крохой, старшие сестры пяти и семи лет играли с ним как с куклой. То есть буквально усаживали его за чаепитие вместе с настоящими куклами, которые были с ним вровень ростом, наряжали и повязывали бантики на его младенческие локоны. Канату все это необыкновенно нравилось, и он заливисто хохотал.
Девчонки и сами росли модницами, и брата привыкли наряжать от первых детсадовских утренников до выпускного вечера в школе. С модными стрижками он расстался только в армии, и потом, несмотря на все уговоры, волосы больше не отпускал. Но программа, позволяющая «примерить» прическу, на его смартфоне стояла. На случай, «если малыш Кана передумает».
Канат для демонстрации возможностей поместил в программу сначала свое фото. Лестари с восторгом смотрела на длинноволосого кудрявого Каната, на Каната-блондина, на Каната с бритой головой. Ничего похожего на такие парикмахерские забавы в Минангапау не придумали.