Лесная Фея
Шрифт:
– А что он такой тихий? Он хотя бы жив? А то вроде как и не дышит вовсе…
– Это он так спит, – ответила Люба.
– Да?! А всё-таки я погляжу, проверю.
Залежный поднялся, подошёл к кровати и приложил руку к груди Лёвы, которая не вздымалась под простынёй, прислушался… обхватил запястье бедолаги – кожа у Лёвы была тёплой, а вена под ней неторопливо стукала.
– Вроде как всё в порядке, только я рекомендую вызвать "Скорую". Так, на всякий случай. Ну и для медосвидетельствования, чтобы потом – для протокола… Хотя… – задумчиво добавил участковый, – может статься, что наш Лёва просто заплутал в лесу, и никто с ним ничего
– Кирилл Мефодич, сейчас такие времена, что боязно зайти в лес – кто хошь над тобой может такое учудить, что будешь благодарен, если оставят живым.
– Это так… Такое нынче время. Но мы узнаем об этом только тогда, когда проснётся Лёва. А случится это, я так понимаю, не скоро. Будить-то мы его не будем?! Пускай спит.
– Пускай отдохнёт, – согласилась Люба по прозвищу Купава. Почему её так прозвали, уже никто толком ничего не сказал бы, возможно, что слово подвернулось случайно, удачно и вовремя легло на чей-то вертлявый язык, и с тех пор пошло-поехало – твёрдо оно закрепилось, приклеилось на век! Да сколько ещё таких имён и прозвищ можно встретить только в одной взятой деревеньке, расположенной возле речки Дульки и называемой Устюгами Верхними и Устюгами Нижними. Ииии… – тьма-тьмущая! В скором времени мы повстречаемся кое с кем из их носителей, и со многими сойдёмся коротко – сведём знакомство, а то и дружбу.
– Я сегодня ещё зайду, – сказал, собравшись уходить, Залежный. – Вот какое дело… – Он остановился возле двери. – Думается мне, хозяюшка, что твоему мужику всё-таки нужен медицинский осмотр – пускай поглядят, мало ли что… – Он приподнял плечи, вроде как пожимая ими, и оттого окончательно избавил свой облик от наличия такого незаменимого для всякого человека элемента, как шея – стал он походить на кругленький чурбачок. – Как ты кумекаешь?
– Я, Кирилл Мефодич, даже не знаю… Он так мирно спит, что и будить совестно.
– Ну, что же… тебе виднее. Пускай так… твоя берёт, а я – пошёл покуда. До свидания, Люба!
– До свидания, Кирилл Мефодич!
Кирилл Мефодич провёл рукой по слегка вьющимся седым волосам, со вздохом надел фуражку и вышел за дверь.
5 (30)
Всё ещё пахло грозой. Было душно: казалось, что в пар превратилось огроменное море воды – так было вязко и липко. Солнце, успев вольно расположиться в вышине неба, нещадно палило, отчего совсем уж становилось дурно бедному Кириллу Мефодичу.
Подходя к калитке, он заметил, что возле УАЗика толпится народ. Собралось человек пятнадцать. "Никак не меньше, – отметил участковый. – Эх, теперь всяк полезет с вопросом – затараторят, загудят… а голова у меня и без этого прямо вся так вот и чумная… Не до того мне. Ох, не до того!"
– Ну, чего столпились-набились? – заговорил Залежный, пробираясь к машине. – Чего гудите?
Гомонили все разом, и поэтому Кирилл Мефодич мало что разбирал. Да и не хотелось ему вникать, – что может сказать деревенский люд? Понаслушаешься от них всяких сплетен и выдумок, наговоров и побасенок, так что сам не рад будешь, потому что поднимутся от этого в голове твоей смрад и чад, и в их едком дыму растворятся последние крохи покоя.
– Ладно… ладно… – твердил участковый. – Я всё понял. Приму меры. Обязательно разберусь. Сейчас мне некогда. Сейчас у меня неотложные дела. Очень важные дела у меня сейчас. Займусь позже. Непременно разберусь. Надо ехать, граждане. Мне
На деревню завернула "Скорая", и поехала она к Верхним Устюгам.
Залежный проводил её взглядом и, немного помешкав, неучтиво отстранив ропщущих, полез в УАЗик.
– Поехали, Степан, за "Скорой", – распорядился он, обращаясь к своему водителю, рябому парню лет двадцати семи, с выгнутой, как колесо, спиной.
– Это мы вмиг, Кирилл Мефодич! Это мы враз и с радостью. Как бы только не подавить народ. Вишь, какой напористый. Никак не хочет уступить дороги начальству. Так и норовит под колёса. Во прёт, во прёт!
– Бибикни.
– Ага! – Степан посигналил. – Во, отходят.
– Ты давай поаккуратнее, не торопись.
– А як же, – согласился добродушный Стёпа и, устрашающе поурчав двигателем, тронул УАЗ с места, выруливая с обочины на разбитую деревенскую дорогу.
6 (31)
Основная масса народа, собравшегося возле двора Крушининых, недолго думая, двинулась за участковым. Пока она добиралась до дома Илюшиных, где остановилась "Скорая", а за ней – милицейский УАЗ, там уже образовались, и шушукались-переговаривались, свои группки любопытных – встревоженный стар и млад возбуждённо делился скромными сведениями, больше предполагая и домысливая, нежели зная наверняка о происходящем.
Зайдя в дом, Кирилл Мефодич снял с головы фуражку, пригладил мокрые от пота волосы и затаился в сенях, наблюдая за тем, что делается в комнате. За ним, соблазнённый возможностью быть непосредственным участником, а не тем, кто довольствуется пересказами и слухами, вошёл Степан, и незаметно встал рядом со своим начальником. Украдкой посмотрев на Кирилла Мефодича, он последовал его примеру – снял форменный головной убор.
В глубине скромной жилой комнаты, в тёмном углу, теперь ярко освящённом настольной лампой, поставленной на стул, на спальной кровати металась в бреду, по-видимому, претерпевшая какие-то страшные переживания, растрёпанная, распаренная, – что особо выделяло полноту её молодого белого тела, делая его некрасивым – отчего-то отталкивающим и неприятным, – металась пышногрудая девка в лёгком цветастом сарафане по имени Люська. От роду ей было двадцать два года. Она давно мнила себя душой любой посиделки или пирушки и не препятствовала юношам в их посягательствах на её добродетель, что, однако, позволяло ей оставаться девушкой. Мужа себе она выбирала придирчиво, с предельными предосторожностями. И вот уже целых три месяца за ней ходил некий Илья Рожин, которому она отвечала взаимностью, и был он городской, и непьющий малый – жених с завидной фигурой, привлекательный наружностью, обходительный и вдумчиво-внимательный в обращении со своей избранницей Люсей.
Докторша, женщина лет тридцати пяти, мерила девушке давление, смотрела в её зрачки и прислушивалась к её беспорядочным бормотаниям. Всякий раз, когда Люся вскакивала, садясь на постели и шально перебегая глазами с одного места в комнате на другое, что-то отыскивая, чего-то ожидая, чего-то боясь, женщина в белом халате в ужасе подавалась назад и корчила кислую гримасу. Вскакивающую Люсю ловила, придерживая за плечи, и пыталась уложить обратно её подруга Вера, с которой она утром ушла в лес по грибы – и вот чем всё обернулось!.. Мать же Люси стояла рядом, прикрыв руками рот, и безостановочно причитала, повторяя всё одно и то же: