Лесная Фея

Куц Андрей

Кузьма, малый пьющий и развязный, порой нахальный до невозможности, вобрал голову в плечи, сжался и – растворился, укрывшись за спинами людей, а те над ним смеялись, журя его, подтрунивая над ним – всем, видимо, понравилось, как умеючи расправился с Кузьмою участковый.

– Хорошо. Так. Пошутили и будет. Значит, на чём я остановился?

– Её кто-то напугал, – подсказали участковому из первых рядов

– Ага. Ну, так вот. Сейчас от неё нельзя узнать ничего большего, так как она находится в достаточном потрясении. К тому же доктор дал ей успокоительного, и она теперь спит. Поэтому дальнейшее

разбирательство остаётся на будущее.

– А Верка-то кого-нибудь видела? – поинтересовались народные массы.

Толпа всегда всё знает!

– Коли вы сами называете это имя, скрывать не буду. Да, с ней была Вера. Она ничего и никого не видела. Поэтому показать ничего не может.

– А что там с Лёвой?

– Что же касается Льва Крушинина, то могу сказать следующее: он, спустя три дня, сам пришёл в свой дом.

– Да-да, мы знаем, – отозвался народ.

– Он очень устал, измотан, на нём ссадины и ушибы, одежда порвана, грязна. Да и сам он был грязным.

– Да это понятно, – обнаружил своё присутствие неугомонный Кузьма. – Ещё бы! Три дня болтаться по лесам да болотам!

– Допросить его я не смог, – продолжал участковый. – Когда я пришёл, он уже крепко спал. Что называется, дрых без задних ног. Я не стал его тревожить. Я вернусь к вечеру, и тогда заодно навещу, и Льва, и Люсю. Надеюсь, что к тому времени они будут готовы вразумительно поведать о том, что же с ними приключилось. Пока всё! – сказал Кирилл Мефодич и шагнул было к двери УАЗика.

– А мальчики, мальчики… скажите ему про мальчиков, – уловил участковый чьё-то науськивание и остановился.

Кирилл Мефодич извлёк из внутреннего кармана кителя платок – вытер с лица пот.

– Что там ещё, с какими такими мальчиками? – спросил он у жителей Устюгов.

– Пацаны Капушкиных, Ласкутовых и Дубилиных – они вот уже две ночи не ночуют дома, – выкрикнул с задних рядов Кузьма, ободрённый возможностью быть нужным, а потому – услышанным.

– Я видела сегодня Павлика, – сказала Макариха, чья коза, как обычно, паслась позади огородов.

– А я – Вальку, – поддержал её басистый Косач, удивший рыбу в тот день, когда Пашка искал своих загулявшихся двух товарищей.

– Вот видите, они тут. – Залежный не рвался ввязываться в ещё одно дело, а потому успокоился.

– А это точно, что они были? – вмешался чей-то голос. – Да и сегодня ли?

– Да вроде как то был Валька, – ответил Косач. – Я только что, сейчас, шёл с пруда и гляжу, идёт… правда, он был на другой стороне… я-то от пруда поднимался на деревню, а он шёл поверху – позади верхних огородов… далековато, конечно, но вроде как он.

– Не уверен, не говори, – женщина, что стояла рядом с ним, толкнула его в бок, мол, не путай следствия.

– А ты, Макариха? – обратился Залежный к бабке. – Пашка то был или тоже не уверена?

– Вот те крест, что он! Меня не проведёшь. Недели две назад или около того, я видала, как Марат и Валька, ранёхонько, наверное, ещё и шести часов не было… туман стоял непроглядной стеной, холодный, сырой… а они полезли на огород к Пашке… а шли-то они с удочками! А от туда вылезли уже без них… и без Пашки. И пошли к пруду и – мимо него, на верха, к концам Верхних. Надо

полагать, что к лесу.

– Вот оно как, – сказал Залежный. – А среди вас нет их родственников?

В толпе стали переглядываться.

– Не, нету! – был ответ.

– Что же, – Залежный вздохнул, – видимо, придётся зайти и к ним, поглядеть, что да как…

– Зайдите, зайдите, Кирилл Мефодич, – заговорила соседка Павлика. – Я сегодня рано поутру видала Раиску Дубилину, мать Павла, так она была сама не своя. Так плохо выглядела, так плохо… Говорит, нет пацана дома, всю ночь не было… не спала она толком – всё переживала, ждала. Вся прям осунулась, постарела, скукожилась… А ведь мальчик не так давно хворал – думали, что сляжет до конца лета. Ан нет! Выздоровел! За день-два как есть совсем выздоровел. И сразу куда-то убежал. И с тех пор он какой-то чудной ходит, как бы задумавшись… отречённый, что ли… И несколько раз не ночевал дома! Его уж и ругают и запрещают ему, а на следующее утро глядишь, его и след простыл. Опять умчался. Ничего не боятся, сорванята. Неслухи. И куда их только носит? Где отсиживаются? Чем питаются? Ведь дома-то практически не бывают, а значит, что ничего толком не едят. А на лицо-то всё вроде как ничего – румяные, сочные такие, спокойные… И вот теперь две ночи дома не было!

– А почему же не заявили в милицию? – спросил участковый. – Мне бы сказали.

– А чего заявлять-то? Ведь не впервой. Уже бывало, что не ночевали. Только не так долго. Что же теперь вот так вот сразу и заявлять? Вот так пойдёшь, а они – тут как тут! Потом хлопот не оберёшься.

– Может и так, – сказал Кирилл Мефодич. – Ладно, загляну я к ним, погляжу, что к чему.

– Загляните-загляните, а то мало ли что эти бесенята где творят, или ещё смогут натворить? Ведь недаром же, не просто так они постольку пропадают не известно где… да и ночевать им где-то да нужно, верно? А где, спрашивается? – Соседка Павлика осталась довольна собой: много и хорошо она сказала!

И все, соглашаясь с ней, закивали, и лица у людей были озабоченные, внимательные.

– А вы теперь куда? – послышалось из гущи народа.

– Я с доктором, с Марией Тимофеевной. Мы сейчас доедем до Лёвы, и она, может быть, его осмотрит. А потом… потом – будет видно.

– Аааа… – понеслось, зашумело в людском море. – Пойдём? Пошли!.. А ну их, у меня дела! А может, будет что-то интересное? Может, Лёвка проснулся, и он такого порасскажет? – И многие пошли следом за отъехавшими машинами: мало кто в такой необычный для жизни деревни момент отважился отправиться домой, чтобы заняться ежедневной рутиной.

9 (34)

Милицейский УАЗик и "Скорая" подъехали к дому Крушининых. Кирилл Мефодич и Марья Тимофеевна выбрались на обочину и увидели, как в их сторону тянется неровной змейкой любопытный люд – загромождает он деревенскую асфальтированную, но порядком разбитую дорогу.

И тут от дома, стоящего на верхней – чётной – стороне деревни, возле межрайонной автодороги, донёсся душераздирающий вопль.

– Это ещё что такое?! – дёрнувшись телом, возмутился участковый. – Что такое, право дело, сегодня творится?