Лестница из терновника. Трилогия
Шрифт:
Такое чувство, что плеснули кипятком в лицо. В мозгу - стремительно прокрученный видеоролик: каморка на чердаке, фестоны паутины, стена в бурых потёках, к стене прислонена законченная картина, с которой прямо ко мне тянет тонкие пальцы нервный и дивный лучезарный шиеннский ангел. И - помятая растерянная физиономия в порезах от неумелого бритья, больные глаза под опухшими веками: "Ты ещё немного не уходи, Николь..."
Я с усилием проглатываю ком в горле.
– Вот, - говорю я, стискивая кулаки.
– Вот весь КомКон в одной фразе. Я "потерял основной объект".
Марина молчит и ёжится.
– Я подал рапорт о возвращении, - говорю я, - потому что не мог смотреть аборигенам в глаза. Один из моих соотечественников убил гениальнейшего художника их эпохи, которому я имел честь быть другом - разумеется, я ощутил себя оккупантом. Пособником убийц. Мне было стыдно, что я землянин.
– Демченко пожизненно дисквалифицирован, - говорит Марина глухо.
– Это что-нибудь исправило? Вернуло Линку? Оправдывает землян?
Марина закручивает шнурки корсажа в тугие спиральки, сама того не замечая.
– Смерти, конечно, ничто не исправит, - говорит она.
– Но я бы, всё-таки, вспомнила несколько обстоятельств, смягчающих вину Демченко.
– Ага. Я читал. Объект, антропоид Шиенны, гражданин страны Нагулар, Офри Линка, по факту являлся наркоманом, истериком и аморальной личностью. Я ничего не забыл? Демченко тоже ничего не забыл упомянуть? Твои коллеги пытались объяснить мне, что поведение Линки было якобы совершенно непредсказуемо - а один умник решил, что с собой он покончил по пьяни. Ни с того, ни с сего. Неспровоцированно. Белая горячка, а?
– Тебя не убедили.
– Они Линку не знали. Он был страшно одинок, глубоко несчастен, боялся людей и тянулся к ним, пил, чтобы побороть страх - и создал первую на Шиенне теорию перспективы. Ты видела его работы?
Марина кивает.
– Перед смертью выпил, чтобы хватило духу. Он был не из героев, Линка, это правда. Дико боялся, больше смерти боялся потерять лицо перед землянами - только землянам и верил, в нашем обществе мог немного расслабиться... а этот скот Демченко отменно ему показал, что лицо-то уже потеряно... И Линка умер, думая, что его не предали даже, а просто побрезговали... в двадцать восемь лет, чёрт бы вас побрал, КомКон... и перед смертью меня он наверняка тоже считал предателем...
Тут я замечаю, что Марина кусает губы и не знает, куда деть глаза. Скидываю обороты.
– Ладно. Будем считать, что у меня нервный срыв.
– На Земле тебе было очень плохо?
– говорит Марина.
Внутри что-то разжимается.
– Да. Тошно. Стыдно. Тяжко. Чтобы не жевать сопли, надо было что-то делать - и я начал изучать Нги-Унг-Лян. Быстро понял, что страшно хочу работать здесь - потому, что Нги считали заколдованным местом и потому, что слишком многие болтали всякую пошлую чушь.
– Чтобы предотвратить, что сможешь?
– кивает Марина.
– Помочь, спасти, изменить к лучшему? В особенности -
– Да. Мои предшественники лажали по полной программе... А расскажи-ка мне про Мерзлякова. Как вышло, что вы - мало того, что дали его убить, так ещё и труп оставили местным учёным?
Марина неожиданно улыбается.
– Ты чего?
– Живой профессиональный интерес. Тебе лучше? Выговорился?
Я усмехаюсь.
– Отработалась? Общаешься со мной, как с ксеноморфом...
Марина смотрит так тепло, что у меня перехватывает дыхание.
– Свой среди чужих, чужой среди своих... Давно хотела с тобой работать. Я тобой восхищаюсь, Дуров. Знаешь, как? Ты, даже не зная истинных целей миссии, на одной интуиции делаешь то, что надо. Ты вправду - один из лучших наших агентов влияния, ты везучий, феерически везучий! Мы изо всех сил старались тебе помочь, дядя Ваня считал, что тебе ни в коем случае нельзя чувствовать неуверенность в себе - и вся наша команда была готова делать тебе носорога, играть фашистов, террористов, инквизиторов и вивисекторов, лишь бы ты чувствовал себя совершенно правым.
У меня - приступ... не знаю, чего. Я просто обнимаю её за плечи и притягиваю к себе, а она прижимается, тыкается носом в мою шею - она своя - она - Господи ты Боже мой - своя - моя - кои-то веки...
– Какую дуру я валяла, - бормочет Марина, когда я целую её в висок - и прикосновение как откровение.
– Какую идиотку - но ты купился, потому что и не ждал другого. Так тебе нужна была поддержка Земли - и так ты не хотел поддержки Земли... а я только и могла...
– Молчи, - шепчу я, и мы целуемся по-настоящему.
На ней - церемониальная одежда знатной дамы, я чувствую себя чудесно и странно, я чувствую себя с северянкой, побеждённой в чертовски тяжёлом бою, я чувствую себя совершенно здешним и совершенно настоящим - и её тело под шёлком жёстче, чем я ожидал, упругая мускулатура... ах, да, она же боец... спортсменка... где сейчас это всё?
– нас трясёт от возбуждения и нетерпения, мы торопимся, путаемся в собственных тряпках, как подростки... Госпожа А-Рин, Говорящая-с-Птицами, плебейка, принятая в штабе за стратегический талант, не красавица, нет, но восхитительная, видит Небо, невероятная! У неё - маленькая рука, тонет в моей, я успеваю рассмеяться, она шепчет: "Мы совпадаем по происхождению, Ник", - я растворяюсь в её тепле...
Потом мы сидим на остывшем песке под звёздами. Марина переплетает косу; я смотрю на неё - и горло перехватывает от нежности.
– Был влюблён на Нги?
– спрашивает она с тихим сочувствием.
– Нет. Не могу себе позволить, - я нервно хихикаю.
– Я теряю контроль только с землянами. С ксеноморфами я - сталь, кремень. Не смею. А ты?
Марина закрывает лицо рукавом, как женщина из Кши-На, вызывая у меня дикое желание ещё её целовать.
– Я - да. Нет. Я тоже не могу себе позволить. Но на Нги-Унг-Лян отправилась исключительно потому, что была влюблена в фотографии её жителей. Ах, как они меня очаровывали... Тебе не понять.