Лестница из терновника. Трилогия
Шрифт:
– Покажи, каково это?
Анну фыркнул.
– Ты что... чтоб я тебе нарисовал? Я не умею. Ты смеёшься надо мной?
– Нет, - северянин мотнул головой, качнулись длинные серьги и бусины, вплетённые в волосы.
– Тебе нравится смотреть... я решил, что тебе нравится и рисовать тоже.
– Воины не рисуют, - сказал Анну с некоторым сожалением.
– Ерундовое какое-то занятие.
– Ошибаешься, - возразил северянин так спокойно и легко, как никогда не смел никто из жителей Лянчина - не братьев.
– Рисунок помогает собраться
– Черкание по бумаге? Послушай, это смешно.
Северянин смотрел смеющимися лукавыми глазами, но его лицо было серьёзно:
– Тебе случалось видеть сверчков, воин?
– Надо говорить - Львёнок.
– Итак, ты их видел, Львёнок?
– Конечно.
– Часто?
– Каждое лето, каждый день. Что за ерунда?
– Расскажи мне, каковы они.
Анну даже слегка растерялся. Рассказывать кому бы то ни было о сверчках ему никогда не приходило в голову - но и спрашивать нормальный человек не стал бы.
– Ну... маленькие.
– Похожи на горошину?
– Ты знаешь, что это не так! Нет... маленькие... и серые... нет, серовато-зелёные... немного ещё длинные... Прыгают... Что за вздор! Простые сверчки, их везде полно! В травник попадают, в вино - если пьёшь в походе.
Северянин улыбнулся чуть покровительственно, как старший - Анну еле удержал руку, но на сей раз сдержанность немало стоила: этот бесстыжий тип сказал любопытную вещь.
– Вот, видишь ли... Существует предмет, который ты видел сотни раз, каждое лето, каждый день - и не можешь рассказать, каков он!
– Что ещё рассказывать! Расскажи ты.
Северянин облизнул кончик кисти и окунул ее в тёмное в баночке.
– Взгляни. У сверчка - маленькая головка, на ней усы, подобные прядям волос у знатной дамы... Большие блестящие глаза. Длинное тельце... Крылышки похожи на семена ясеня. Передние ножки короткие, а задние длинные, колени вывернуты и задраны, каждая ножка свёрнута, словно деревянная линейка на шарнире... Вот так он сидит на травинке... А вот так - прыгает: распрямил ножки, расправил крылья.
Северянин говорил, и из кисти и краски под его рукой возникал сверчок. Побольше настоящего, но очень похожий - со всеми этими усиками, тонкими, как волоски, с крылышками, блестящими, будто слюдяные, с цепкими ножками. Один сверчок, другой сверчок... травинки с колосками...
– Это здорово, - сказал Анну с невольной улыбкой.
– Да, они такие - сверчки такие.
– На свете наверняка есть множество вещей, на которых ты не останавливал взгляд. Это нехорошо. Если хочешь побеждать - надлежит развивать в себе наблюдательность. Когда-нибудь крохотная частность может спасти бойца от смерти - не правда ли?
Анну кивнул.
– Рисование учит замечать частности. Хочешь попробовать? Это поможет тебе собрать воспоминания в цельный и яркий образ.
– Букашка у меня не выйдет, - Анну ухмыльнулся несколько даже смущённо, принимая у северянина кисть.
– Я не смогу
– Как буквы.
– Я не умею писать. Это - дело писцов.
– Тогда мы пока не станем рисовать тонкие линии. Хочешь - попробуем нарисовать плод т-чень? Это не трудно.
– Круглый, красный, с веточкой?
Северянин серьёзно согласился:
– Почти так. Ты упустил лишь два нюанса - внизу впадинка, а от веточки до этой нижней впадинки идёт узкий желобок. Верно?
Анну снова покивал, окунул кисть в краску и принялся вспоминать, как именно выглядит веточка плода т-чень. Это детское занятие неожиданно сильно его увлекло.
Анну вернулся в апартаменты, когда за окнами стояла густая темень. В сумрачном углу комнаты, позванивая бубенчиком, тенью маячил Наставник; Эткуру не спал, а при свете фонаря ходил туда-сюда по залу; увидев Анну, он остановился, зацепив пальцы за ремень.
– Где ты бродил, брат? Я решил, что тебя убили, и хотел поднимать охрану!
Анну положил на поставец влажный лист бумаги - и нелепая гордость тут же сменилась острым приступом стыда: зачем вообще было тащить к себе эту ерунду?!
– Что это? Письмо?
– Да нет, - замялся Анну, чувствуя, как кровь приливает к щекам, и радуясь полумраку.
– Это... как бы... плод т-чень я нарисовал. Краской.
Эткуру уставился на него, приоткрыв рот:
– С ума ты сходишь, брат?
– Да нет... с северянином разговаривал. Родич Снежного Барса, ну, как бы... Барсёнок Барсёнка. Ар-Нель из рода Ча... девственник. Мне стало интересно, о чём они думают, эти язычники... ну и вот.
– О плодах т-чень?
– спросил Эткуру саркастически.
Анну вздохнул.
– И о них тоже.
– Не опрометчиво ли Львёнку заниматься с язычником языческими глупостями?
– вставил Наставник из угла.
– Не должно ли Львёнку подумать, что в этой холодной стране он ходит, окруженный врагами, а демоны глядят на него изо всех щелей?
– Тебе пора спать, мудрейший, - сказал Анну.
– Всем пора спать, я сильно задержался.
Было совершенно невозможно объяснить Наставнику или Эткуру, как это было захватывающе и забавно - обсуждать с маленьким северянином особенности плода т-чень и смотреть, как на бумаге под его тонкими пальцами сами собой появляются живые формы, а плоские пятна приобретают призрачный объем, становясь похожими на настоящие осязаемые предметы... В этом было что-то от языческого колдовства - но без грязной тайны.
Разумеется, рисовальщик - всего лишь ремесленник, презренный работяга. Всё это изготовление вещей - удел рабов, в сущности, и северный аристократик роняет, опускает себя мараньем по бумаге. Достойное Львёнка дело - война. Власть. Эткуру совершенно прав, издеваясь над таким нелепым занятием, как мазня красками.
Но Анну почему-то думал об Ар-Неле. Он даже договорился, уходя, встретиться с ним на следующий день, чтобы выпить травника и ещё что-нибудь нарисовать при ярком солнечном свете.