Лестница из терновника. Трилогия
Шрифт:
– Твой родич сердится, это грустно, - еле заметно улыбается Ар-Нель.
– Мне жаль, - и обращается ко второму послу.
– Мне жаль, Уважаемый Господин Эткуру. Это всего лишь игра.
Эткуру прошивает его взглядом, как автоматной очередью, разворачивается на каблуках, окриком приказав волчатам следовать за ним, и уходит. Анну пожимает плечами.
– Объясни своему брату, что мы не делали ничего дурного, - говорит Ар-Нель сердечно.
– А потом приходи ко мне. Рисовать.
– Да. Мне надо идти. Да, - говорит Анну разочарованно и уходит
Толпа не менее разочарованно расходится. Потехи больше не будет.
Я подхожу к Ар-Нелю, который провожает взглядом южан, держась за ушибленное плечо. Лицо Ар-Неля жестоко и мечтательно.
– Играешь с огнём, Ча?
– спрашиваю я максимально фривольно.
Ар-Нель смотрит на меня. Светлая прядь выбилась из косы, глаза блестят... Видит Бог, в этот миг я понимаю, какой он мог бы быть потрясающей женщиной - с этой мечтательной и насмешливой миной подруги графа Дракулы...
– Что ты хочешь этим сказать, Ник?
– спрашивает он.
– Что я устроил фейерверк для толпы зрителей? Или боишься, что я сожгу своё сердце? Может, ты и прав.
Неудачная калька с земной пословицы.
– Я хотел сказать, что драки с южанами - это опасные игры.
Крутит в воздухе рукой, фирменным жеманным жестом - и на миг зажмуривается от боли.
– Хок! Южный зверь... он и вправду чуть не разбил меня вдребезги... Я, дорогой Ник, выполняю приказ Государя. И мне это приятно. Весело.
– Ты ссоришь младшего посла со старшим?
– Я делаю, по крайней мере, одного из наших варваров-гостей нашим другом. Их жизнь, там, на юге, полагаю, тяжела, аскетична и скучна. Я стараюсь сделать так, чтобы ему стало весело. Чтобы он увидел в моих согражданах и во мне живых людей, а не отвлечённый принцип. Легко ненавидеть принцип - людей труднее.
– А если южный зверь западёт на тебя?
– вырывается у меня само собой.
– Значит, западёт, - смеётся Ар-Нель.
– Значит, на свою беду западёт на северянина, и ненавидеть Кши-На ему будет ещё сложнее.
На Земле такая тактика когда-то называлась "медовой ловушкой". Но ведь милый-дорогой Ча - Юноша. Эти игры чреваты ему потерей статуса, да ещё какой...
– Не боишься попасть в беду?
– спрашиваю я.
Ар-Нель смотрит на меня почти нежно:
– Неужели беспокоишься за меня, Ник? Не надо. Во-первых, я служу Государю. А во-вторых... ты пришёл с Господином Гадальщиком - спроси у него, он подтвердит: у меня нет Судьбы. Я ничего не боюсь.
Ну да, я беспокоюсь.
Мне, как и Государю, выгоден контакт Ар-Неля с южанами - я с его помощью смогу наблюдать их и прикидывать, насколько возможна работа в Лянчине. Но я уже успел понять, насколько этот контакт будет непрост.
Ар-Нелю не намного легче налаживать отношения с южанином, чем мне - с любым из аборигенов Нги-Унг-Лян. Эпоха границ... и границы проходят по самым больным местам в душах обитателей мира. На Земле мы это уже проходили.
***
Элсу очнулся от холода. Вода в лицо?
Тошнило
Элсу поднял веки - и острый солнечный свет ударил по глазам. Я, кажется, жив, подумал Элсу, и его приподняли и встряхнули - голова отозвалась дикой болью.
– Мальчишка ещё, - сказал чужой весёлый голос. Элсу достаточно хорошо понимал язык северян - у Льва, кроме прочих, была пара и здешних рабынь; его окружали враги. Как это могло получиться?
– Живой, - сказал другой, откуда-то сбоку.
– Смазливое личико. Не добивай, Нх-Ол.
– Отойди, - сказал тот, кто держал Элсу за воротник. Элсу пытался рассмотреть его лицо, но голова болела нестерпимо, и перед глазами всё плыло и качалось.
– Ещё раз. Это - твоё оружие, парень?
Последний раз он спросил на родном языке Элсу и поднёс тяжёлый гнутый клинок с львиной головой на эфесе к самому лицу, только что в нос не ткнул. Звуки лянчинской речи помогли Элсу сосредоточиться.
– Да, - выдохнул он и закашлялся.
– Что ты к нему пристал, Нх-Ол?
– спросили рядом.
– Он - Львёнок, - сказал Нх-Ол.
– И ещё - тебе не кажется, что он слишком светлый для южанина? Эта тварь рождена от нашей женщины и командует ворьём и убийцами на земле своей матери - из-за того, что его отец - Всегда-Господин лянчинский.
– Плесень!
– рявкнули Элсу в самое ухо, и кто-то отвесил ему тяжёлую затрещину, от которой голова словно взорвалась.
– Не добивай, - сказал Нх-Ол, и его голос воткнулся в мозг, как ржавый гвоздь.
– Может, этот выродок представляет собой какую-нибудь ценность?
– Нет, - пробормотал Элсу, и его вырвало. Потом, кажется, его пинали снова, потом - бросили на что-то жёсткое, а потом наступила темнота.
Сколько времени Элсу провалялся без памяти, он смог прикинуть только много позже.
Он очнулся с ломотой во всём теле, тошнотой и головной болью, будто с похмелья - но, кажется, на сей раз было чуть легче. Рядом кто-то хныкал или скулил. Было тепло и пахло свежим сеном.
Элсу открыл глаза.
На стены и свод из шершавого серого камня сверху, из узких бойниц высоко вверху, косо падали скудные лучи осеннего солнца. Элсу лежал на ворохе сена, накрытого куском холста; шагах в трёх, у дверей, обитых полосками стали, стояла бадья с водой, а на ее бортике висел оловянный ковш.
Хныканье вызвало у Элсу приступ раздражения и злости. Повернув голову на звук, он увидел какую-то девку, с голыми ногами, в окровавленной, разодранной до пупа рубахе, валяющуюся на сене, скорчившись в три погибели. Она спала или была не в себе - зато её товарка, прикрывающая наготу какими-то грязными тряпками, повернула к Элсу осунувшееся лицо с чёрными подглазьями и опухшими запёкшимися губами.
– Брат, - всхлипнула она, сообразив, что на неё смотрят, - водички ради Творца-Отца! У меня сил нет подняться...