Летаргия. Уставший мир
Шрифт:
Градус похлопал приятеля по плечу. Остап махнул рукой:
– Ладно. Мы сегодня споём?
– А то. Собираемся в «Пароварке».
«Пароварка» была маленькой тропической оранжереей во дворе больничного корпуса. Там собирались те из санитаров, студентов и врачей, у кого не было семей и кому хотелось расслабиться после тяжёлой работы. Остап не курил, потому что слишком часто слышал, как кашляет мать, и почти не пил, потому что быстро пьянел. Но у него была одна слабость: раз в неделю он пел под гитару
На одной из таких встреч он повстречал Лану – тонкую стройную второкурсницу, которая училась на медсестру. Он часто видел её в колледже и считал одной из тех девушек, что помешаны на учёбе. Лана давно смотрела на него. Она казалась робкой и ранимой. Поэтому Остап слегка опешил, когда в «Пароварке», в самый разгар веселья на его коленке под столом заплясала её рука, а затем начала поглаживать ногу.
Позже, когда они вышли вдвоём из душной оранжереи и прохладный воздух наполнил лёгкие, она сцепила руки за спиной и, медленно покачиваясь, произнесла:
– Мне нравится, как ты поёшь.
Остап устало пожал плечами:
– Может, это потому что мне нравится петь?
Она засмеялась немного нервно.
– Нет. Не поэтому, – сказала она чётко и взвешенно.
Молодой человек внутренне сжался, потому что теперь в её взгляде не было ничего робкого и даже появилось что-то хищное.
– Нет? – выдохнул он, пытаясь говорить хладнокровно. – Почему же?
Не должен он был спрашивать, потому что заранее знал, какой услышит ответ. Не любил он эти игры.
– Потому что мне нравится всё, что ты делаешь.
– Капельницу я ставлю хуже всех в группе, – сказал он без улыбки, глядя в тёмную глубину сквера с мягким ковром из опавших листьев и чёрными руками деревьев.
Она опять засмеялась, и снова он услышал эту нервную нотку в её голосе. Нотку, которой не найдёшь ни в одном произведении классической музыки, потому что издать её способна только одинокая девушка.
Лана хлопнула его по плечу:
– Не скромничай! Я слышала, ты сдал наркологию на отлично. Этой грымзе нелегко угодить!
Остап вздохнул:
– Она не грымза. Просто слишком давно преподаёт.
Он хотел вынуть руку из кармана куртки, но тут же почувствовал, как к коже прикоснулось что-то прохладное и мягкое.
– Прости, у меня руки замёрзли.
Она нашла в кармане его ладонь и бесцеремонно зарылась в неё, как птенец под крыло наседки.
Остап пристально посмотрел на девушку, и Лана на мгновение растерялась, глядя в его открытое и простое лицо.
– Тебе куда?
– На Пугачёва, это почти на самом берегу Каменки. Я живу с мамой и сестрой. Проводишь?
Он неловко кашлянул.
– Только до вокзала. Извини, меня дома ждут.
Они
– Это всё из-за твоей матери?
Остап нахмурился.
Она продолжила, и на этот раз в её голосе послышалось смущение:
– Я слышала, что она тяжело болеет. Могу я… хм, чем-то помочь? Может быть, нужно посидеть с ней или…
– Лана, – перебил он её ласково, – не нужно, спасибо. Она наотрез отказывается от сиделки.
– И при этом заставляет быть сиделкой тебя?
– Что?
– Извини, но это жестоко: в двадцать лет работать на износ и не иметь возможности даже…
– Даже что?
– Проводить девушку до дома.
Она хотела разозлить его или увидеть на его лице смятение, но он снова только пожал плечами:
– Ничего не поделаешь, я привык.
Они неловко замолчали. Пошёл мелкий дождик. В глазах поплыли огни фонарей. Кожу будто покалывали ледяные иголочки.
– Откуда это ты столько обо мне знаешь? – спросил он с улыбкой.
– Говорят, ты лучший на курсе. А я всегда выбираю лучших!
Он помрачнел и остановился, осторожно высвободил руку из кармана, отчего её рука бессильно упала. Нужно быть осторожнее с такими женщинами, как она, – не поймёшь, умная или дура, добрая или злая, говорит правду или лжёт. И самое главное – почему так привлекает?
– Лана, я никакой не лучший. Я живу в Мичуринске, в богом забытом месте, где полно возможностей для тех, кто занимается сельским хозяйством и плодово-ягодными культурами, но нет ни одного приличного медицинского вуза. Мне тесно здесь, как слону в тазу. В лучшем случае через три месяца я стану фельдшером и понятия не имею, что мне с этим делать и как жить. Каждый вечер я злюсь на мать и раздражаюсь по любому поводу, потому что меня тошнит от усталости. Зачем тебе такой человек?
– Но… – выговорила она, задыхаясь, – но я слышала про ту реанимацию, когда все сдались, а ты спас человека…
Остап усмехнулся. Они тогда с бригадой первой помощи приехали посреди ночи в офис к местному депутату. Странно было смотреть, как человек, наделённый большой властью, беспомощно лежит на полу и, словно большой сом, хлопает ртом. Он лежал посреди ковра в холле, выставив огромный живот, вращая красными глазами и давясь слюной. Вокруг бегала девица в шелковом халате, явно не его жена, и причитала.
Полчаса они откачивали его, и Остап действительно вспотел и вымотался, пока они возвращали несчастного к жизни. Молодой человек не сдался даже после того, как уже семь минут не билось сердце, и обозлённые санитары отказались «возиться с трупом». Но Остап просто не любил бросать начатое дело. И сердце вдруг ожило…
– Это мои обязанности, Лана. Вот и всё.
– Ну и ну… Скромник нашёлся.
Он снова нахмурился.
Она взяла его под руку, и они молча пошли по пустой улице дальше.