«Летающий танк». 100 боевых вылетов на Ил-2

Лазарев Олег Васильевич

Поддали мы и тем, кто был на танцах, проходивших в этом же здании этажом ниже. Во время стычки наши ребята не пострадали. У истребителей несколько человек получили ножевые ранения. Все могло бы кончиться хуже, если бы драчуны стреляли не в потолок и стены. Утром далеко не все истребители смогли подняться в воздух. Пострадавшие от ножевых ранений остались на земле.

За это происшествие был отстранен от должности комендант гарнизона, как не обеспечивший порядок и не принявший своевременных мер по предотвращению драки. Но в той обстановке он ничего не мог сделать. Драка возникла стихийно. До случая с Кириевским отношения с истребителями у нас были нормальные, и ничто не предвещало

таких событий. Хотя определенное отношение к некоторым из них, кто иногда плохо прикрывал нас в воздухе, было. Но мы не собирались сводить с ними счеты, тем более что этих летчиков мы совсем не знали.

Ножевые ранения им нанесли воздушные стрелки, воевавшие ранее в наземных войсках, для которых нож или кинжал были обычным оружием в рукопашном бою. Эти ребята хотели показать себя перед нами, своими командирами, с наилучшей стороны. И перестарались. В целом, за исключением этой драки, перегонка самолетов прошла удачно. Все самолеты были в исправном состоянии, однако могла произойти поломка из-за грубой посадки молодого летчика. Сколько мы потом ни старались довести его до уровня, позволявшего нормально выполнять полет без опасения поломки, добиться этого так и не сумели. Летчиком он не стал. Видно, не судьба. Решением командования он стал воздушным стрелком, летал до конца войны и был награжден орденом Славы.

1-й Украинский фронт в это время находился в обороне. Активные боевые действия велись лишь на Сандомирском плацдарме, где немцы прилагали все усилия, чтобы сбросить наши войска в Вислу. Бои эти носили ожесточенный характер с применением авиации, артиллерии и танков. В результате немцам пришлось смириться с создавшимся положением и прекратить попытки ликвидировать плацдарм. В наступившей паузе войска фронта готовились к новым наступательным боям, пополнялись личным составом, техникой и всеми видами снабжения. Это время мы использовали для подготовки к предстоящим боям и ввода в строй молодого пополнения. Уровень подготовки этих летчиков, полученный в школах, был низок и не соответствовал фронтовым требованиям.

Без дополнительной подготовки их нельзя было сразу включать в боевой расчет. С целью более качественной подготовки пополнения командир полка решил организовать занятия по специальной программе. Она включала в себя полеты на отработку техники пилотирования, групповую слетанность и работу на полигоне. Подготовка велась в масштабе полка и эскадрилий под руководством опытных командиров. С летчиками, имевшими боевой опыт, совершенствовались тактические приемы боевого применения.

В один из нелетных дней в полк прибыл начальник боевой подготовки фронтовой авиации ВВС Красной Армии Герой Советского Союза генерал-полковник авиации Громов, тот самый, который в составе экипажа совершил вслед за Чкаловым беспосадочный перелет из Москвы в США через Северный полюс. В полку он пробыл несколько часов. Перед отъездом вручил награды отличившимся в боях на 3-м Белорусском фронте. В их числе был и наш комэск Быков. О его пристрастии к спиртному генерал знал от командира полка. Вручая ему орден Красного Знамени, Громов поздравил его и крепко пожурил за непристойное поведение.

Быков дал обещание больше не пить. Знал бы герой Арктики, сколько таких обещаний уже давал этот пьянчуга! И на этот раз Саша не сдержался. Как же, такой повод! Вручили боевой орден – и не обмыть! Как только Михаил Михайлович отошел от группы награжденных, Быков самовольно вышел из строя и на глазах всего полка направился обмывать награду в соседнюю деревню, где размещался технический состав.

Через несколько дней Быков был переведен на должность начальника воздушно-стрелковой службы в соседний 621-й

полк. Несмотря на новое назначение, Быков туда переходить не торопился и продолжал беспробудно пить. Командир 621-го полка Сухих, хорошо зная о слабости своего нового помощника, пришел за ним лично. Он хотел пристыдить Быкова у нас, чтобы не делать этого в новом полку. В комнату, где тот жил, Сухих пришел вместе с Пстыго. Войдя, они увидели вдрызг пьяного Быкова, лежавшего в полном обмундировании. Говорить с ним в таком состоянии было бесполезно.

В полк Сухих возвратился без него. Как и когда Быков ушел к новому месту службы, я не знал. Ни с кем из эскадрильи он не попрощался, будто и не был ее командиром, – настолько сильно пал его моральный облик. В связи с его уходом никто не высказал сожаления. Не меньше нас был рад и Пстыго – наконец-то избавились от пьяницы. Ждать прибытия нового комэска со стороны комполка не стал – хватит с нас и Быкова. Решил назначить на его место одного из заместителей командиров АЭ. Выбор пал на замкомэска 2-й аэ старшего лейтенанта М.Ф. Шутенко.

Шутенко был старше меня на несколько лет. В полку он находился с тех пор, когда тот был еще бомбардировочным. Там он практически не летал, боевого опыта не имел и считался молодым летчиком. Чем он понравился Пстыго, не знаю. Однако все понимали, что он был одним из его любимчиков. Могла быть и еще одна причина: в этой же АЭ командиру нравился другой летчик – командир звена Николай Остропико, которого в этом случае назначали на его место. Оба летчика имели опыт боевой работы, но чем-то особенным не отличились, особенно Шутенко.

Боевых вылетов у них было меньше, чем у меня, хотя летать на задания они начали почти на две недели раньше. Летным авторитетом Миша не пользовался с тех пор, как по своей вине на посадке поломал самолет. Не подлежавшую ремонту машину пришлось списать. Понимая, что его назначение может сказаться на настроении личного и особенно летного состава эскадрильи, считавшего наиболее вероятной кандидатурой на эту должность меня, Пстыго приказал собрать их для беседы. Там он, краснея и искоса поглядывая на меня, как бы оправдываясь, сказал, что для пользы дела принял решение поставить командиром эскадрильи не меня, а Шутенко, так как он старше меня по возрасту. Обращаясь ко всем, просил уважать нового командира, а мне всячески поддерживать и помогать в работе.

Когда я узнал о переводе Быкова в другой полк, невольно подумал: кто же будет новым командиром эскадрильи? Последнее время Пстыго по непонятным причинам стал относиться ко мне более холодно. Поэтому я понимал, что мне комэском не быть. Так оно и случилось. А то, что я целый год фактически выполнял его обязанности сначала в отсутствие командира, а потом и за время пребывания в ней Быкова, в счет не шло. В душе я чувствовал себя обиженным, но своими мыслями делиться ни с кем не стал, так как считал, что это неэтично. Начальство, говорят, лучше знает, что делать. Работал же я нормально до Шутенко, буду работать и при нем.

Приход нового командира на мой авторитет в АЭ, как мне показалось, не повлиял. Ко мне уже давно привыкли и по-прежнему обращались по любым вопросам. Я хорошо понимал нужды личного состава, так как совсем недавно сам был рядовым летчиком и хорошо знал, как достается служба солдату. Никогда не стремился поставить себя выше других, как это случалось с некоторыми в подобных случаях. При этом должен сказать, что простота и доступность ко мне подчиненных не означали всепрощенческого отношения к нарушениям воинской дисциплины. Нет! Этого не было. Но прежде чем наказывать и рубить, что называется сплеча, я всегда старался разобраться в сути происшедшего.