Лето на чужой планете

Михеев Александр

— Ниди, вы можете отдохнуть, — сказал Ханс. — Вас сменит Риела.

— Хорошо, доктор, — кивнула Ниди и вышла, сочувственно взглянув на меня.

Глаза отца были закрыты. Грудь, обтянутая тканью, неравномерно вздымалось, дыхание было хриплым.

— Папа! — позвал я.

— Он без сознания, Ал, — сказал доктор Ханс. — Это болевой шок.

Я опустился на стул и снизу вверх посмотрел на доктора. Увидел озабоченное выражение на лице этого, обычно уверенного в себе, человека.

— Доктор, есть надежда? Вы можете

его вылечить?

Ханс заколебался, помедлил с ответом. Видно, хотел сказать что-то успокаивающее, но решил не врать.

— Нет, Ал. Я ничего не могу сделать. Только менять повязки и надеяться на Создателя. Слишком большие ожоги, начинается нагноение. Если Юлий выживет — это будет чудо. Но прежним он уже никогда не станет.

— Почему? — в отчаянии воскликнул я.

— Пойми, Ал — я врач, а не волшебник. У нас давно уже нет лекарств, нет оборудования. Чёрт, да у нас даже электричества нет! Мы живём в средневековье!

Я не знал, что такое «средневековье» и «электричество». Но смысл слов доктора понял отлично. Отец умрёт, и доктор Ханс ничего не может с этим поделать.

Я поднялся со стула.

— Доктор, пообещайте мне, что отец доживёт до утра! Обещаете?

Я вышел из дома доктора и, хромая, побежал в сторону церкви. Это был самый короткий путь к дому Интена.

Пустая церковная площадь показалась мне огромной. Ярмарочные навесы ещё не установили. Тёмная громада церкви нависала над площадью. Облака разошлись, Идра сияла в чистом небе мягким зелёным светом. Чёткая тень церковного шпиля тянулась прямо ко мне.

У меня закололо в боку, и я упал на колени в мягкую уличную пыль.

— Помоги мне, Создатель! — задыхаясь, прошептал я. — Дай сил добежать! Сделай так, чтобы я не опоздал!

Равнодушные звёзды мерно сияли в чёрной пустоте.

«Звёзды — это глаза Создателя, Ал». — Так говорила мама, когда я был маленьким. — «Сколько на небе звёзд — столько людей во Вселенной».

Задрав голову к небу, я почти прокричал:

— Ты же видишь меня? Так помоги мне!

А потом поднялся и побежал дальше.

***

В доме Интена было темно. Не успел я подняться на крыльцо, как дверь открылась. На пороге стояла Матильда со свечой в руке.

— Учитель, это вы? — спросила она. Потом увидела меня. — Ал?

— Матильда, где учитель Интен? — я задыхался от бега, голос звучал глухо и прерывисто.

— Проходи в дом, Ал, — посторонилась Матильда. — Учителя нет. Как ушёл позавчера — так и не вернулся. Ты не знаешь, где он?

Чёрт, чёрт! Я-то рассчитывал, что Интен давно вернулся домой. Мне казалось, что он должен быть на шлюпке, которая сбрасывала надо посёлком листовки. Выходит, я ошибся.

— Тебе надо поесть и отдохнуть, Ал! Может быть, завтра учитель вернётся, — сочувственно сказала Матильда.

Но я никак не мог ждать до завтра.

— Можно, я пройду в кабинет?

Не

дожидаясь разрешения, я прошёл в комнату. Матильда зашла за мной следом. Неровное пламя свечи выхватило из темноты стеллажи с книгами и письменный стол. Я повернулся к Матильде.

— Мой отец сильно пострадал на пожаре. Доктор Ханс ничего не может сделать. Единственная надежда — связаться с космическим кораблём. У них должен быть врач. Матильда, разрешите мне включить передатчик!

Матильда ахнула, прикрыв рот рукой и часто-часто закивала. Торопливо зажгла свечи на полках.

— Конечно, Ал! Я пока принесу тебе что-нибудь поесть.

Радиопередатчик всё так же стоял на столе. Похожий на чемодан металлический корпус был открыт, провод от микрофона тянулся внутрь. Лампочки не горели, из динамика не доносилось ни звука. Я опустился в кресло Интена и придвинул свечу поближе.

Я несколько раз видел, как Интен и Говард связываются с кораблём, но никогда не делал этого сам. Говард собирался научить меня, но не успел. Что ж, попробую разобраться самостоятельно.

Всё должно быть просто. Вряд ли каждого колониста специально обучали пользоваться передатчиком, так неужели я глупее своих предков? С другой, стороны, что я о них знаю?

В правом верхнем углу выступала большая синяя кнопка. Когда Интен нажимал её, шкала настройки подсвечивалась жёлтым. Это означало, что передатчик готов к работе.

Кнопка мягко щёлкнула, но ничего не произошло. Чёрт, в чём дело?

Я внимательно осмотрел передатчик. Вот оно! Интен отсоединил от корпуса провод, ведущий к солнечным батареям и аккумуляторам. Я торопливо вставил провод в гнездо и снова нажал кнопку. Шкала засветилась.

Динамик шипел и потрескивал. Я крутил колесико настройки точь-в-точь, как делал это Интен и монотонно повторял:

— «Стремительный», отзовитесь! Говард! Интен! Кто-нибудь слышит меня?

Затем сдвигал стрелку по шкале и начинал всё сначала.

Матильда принесла мне холодное мясо с лепёшками и стакан компота. Постояла рядом и снова скрылась в глубине дома, неслышно ступая ногами, обутыми в тёплые войлочные тапки.

Торопливо набив рот едой, я продолжал крутить ручку.

— «Стремительный», отзовитесь! Говард! Интен! Приём! Приём!

Я провёл стрелку от нижнего края шкалы к верхнему, и обратно. Ответа не было. Время стремительно убегало. Меня охватило отчаяние.

Я поднялся с кресла и чуть не рухнул на пол. Уставшие за бесконечный день ноги одеревенели и подкосились.

Кое-как обравшись, я поковылял к выходу. Молча толкнул дверь и вышел. На прощание с Матильдой сил уже не было.

Я знал, что Говард живёт у Тихого Озера. От нас до него было километров двадцать, и я надеялся, что шлюпка направилась именно туда. Во всяком случае, она летела со стороны Тихого Озера, когда мы с Линой заметили её.