Лето, в котором нас не будет
Шрифт:
Да в Айванской тюрьме и то больше пространства!
— Извини, что не угощаю, — Эймери пожимает плечами. — На кухне заведует некая помощница по хозяйству, если я проникну на её заповедную территорию, она откусит мне пальцы и нафарширует ими пирожки к ужину. Мальёк Флорис отыскал самую зловредную мегеру во Флоттервиле. Наверное, он устраивал отбор претенденток на эту роль.
Недовольно мотаю головой — какое ещё угощение?
— Хотелось бы ещё пошутить про жирок, ты так мило злишься, но это уже не актуально. Действительно — нет
Вместо того, чтобы сжечь с потрохами этого несносного хама, я неожиданно для себя фыркаю. Мне с ним легко, какую бы чушь он не нёс.
— С тобой так легко разговаривать, даже когда ты возмущаешься, — вдруг говорит Эймери, и мне хочется резко сменить тему, потому что всё это слишком остро.
— Расскажи мне, — говорю я. — Расскажи, что с тобой не так?
— Всё не так, — хмыкает он и осторожно накрывает мою ладонь своей, словно ожидая, что я буду протестовать и возмущаться. Сказать по правде, мне здорово не по себе. Я не понимаю, как себя вести. Мне хочется получить ответы. И страшно, что родители обнаружат моё отсутствие.
А ещё мне хочется, чтобы Эймери меня обнял и снова поцеловал.
Он и целует — не в губы, внутреннюю сторону запястья. Слишком интимное касание для тех, кто ничего не знает друг о друге, но я не хочу его прекращать. И глажу его по щеке в ответ, едва касаясь гладкой бледной кожи.
— Откуда ты узнал про контрольную по лайгону… и всё остальное?
Эймери молчит. Осторожно опускает мою ладонь мне же на колени.
— Иногда вещи рассказывают мне о тех событиях, свидетелями которых они были, — наконец произносит он.
* * *
— Как это? — растерянно спрашиваю я. На секунду мне приходит в голову на редкость неприятная мысль о том, не может ли его болезнь быть болезнью духа, другими словами, а не поехала ли у Эймери крыша настолько, что он разговаривает с предметами? Он криво усмехается, наблюдая за моим лицом, словно читает мои мысли.
— Можешь разжечь огонь? — вместо ответа говорит мой некогда сосед по дому, и я послушно подхожу к камину — почему бы и нет, здесь действительно холодно, а мне нетрудно. Я чувствую его взгляд спиной и затылком. На смену мысли о безумии приходит другая: откуда тогда Эймери узнал, что мы с Даем целовались в беседке с драконами на школьном дворе? И да, в тот раз Дай действительно позволил себе чуть больше, и я действительно смеялась, просто потому, что думала, будто у меня должна быть такая реакция. На самом деле было немного стыдно и неловко, вот и всё.
Но как об этом узнал Эймери? И вообще-то его реакцию можно было расценивать как… ревность.
Всё так странно, я стою у камина и не понимаю, как себя вести. Наша многолетняя якобы война оказалась односторонней детской глупостью, самообманом. Если бы меня не тянуло к нему, с самого начала, сейчас меня бы здесь не было.
Но послезавтра я уеду. А он останется. И это не укладывается в голове. Это что-то несводимое, несовместимое — моё пребывание здесь,
Впрочем, вся наша история знакомства — долгие-долгие расставания и короткие нелепые встречи. Что мне делать? Что мне сказать ему? Я не представляю, что ради него брошу КИЛ и поступлю в какой-нибудь Флоттервильский колледж для самых обычных малье. Да папа и мама никогда подобное не поймут, не простят и не позволят! Но точно так же не представляю, что не увижу Эймери несколько месяцев. Он уже такой взрослый. У него должна быть какая-то своя жизнь, работа и семья, пусть он и не мальёк, но тем не менее…
— Прости меня, — Эймери подходит со спины и обхватывает меня руками под живот. Довольно невинно по сравнению с тем же Даймоном, который так и норовил коснуться то груди, то бёдер, пока я не поставила ему отменный ожог в виде восклицательного знака прямо на загребущую лапу. А Эймери был, пожалуй, слишком уж осторожен. — Прости. Я не должен был тебя сюда приводить, рассказывать и вообще. Но я не сдержался. Ты стала совсем взрослой, настоящая прекрасная малье, а я уже давно… Всё равно я не должен был. Да и твои родители могут обнаружить, что тебя нет… Тебе пора возвращаться.
— Ещё чего! — я разворачиваюсь и смотрю прямо в его лицо. В нём нет породистой красоты моего отца, черты слишком узкие и резкие, но оно мне нравится.
Он мне нравится. Очень.
Стальная космея, как я могла так… лопухнуться!
— Начал, так говори до конца! Довольно секретов, я уже не ребенок. А не то…
— А не то что? — он криво усмехается, и даже его насмешки кажутся мне восхитительными. Ужасно. Просто ужасно, не могла же я в него влюбиться, это просто ни в какие рамки не входит!
— А не то я не поцелую тебя больше никогда!
Несмотря на улыбку, глаза, серые, как обгоревшая сталь, смотрят на меня с печалью.
— По поцелую за ответ на вопрос. Как тебе такая сделка?
— Идёт. Так ты разговариваешь с вещами?
— Хортенс, — он демонстративно выдыхает, но продолжает меня обнимать. — Это нельзя назвать… разговором. Когда я касаюсь какой-то вещи, то могу увидеть те события, которые происходили в её присутствии. Не все, конечно. Обычно те, которые были связаны с сильными эмоциями или с магией. За годы я научился это контролировать… ну, почти. Выискивать из калейдоскопа событий то, что нужно.
— Но… — я задумалась. — Я никогда о таком не слышала. К какому из даров принадлежит такая способность? Это какая-то разновидность стихийной магии? А выросшие черви?
— Нет, это не стихийная магия. Что касается червей, то… Мой дар не ограничивается видениями истории вещей. Я умею некоторым образом воздействовать на них. Ускорять эту историю. Я заставил их подрасти, Хортенс. Это считается ответом на твой вопрос?
Он тянется ко мне за поцелуем, но останавливается в паре миллиметров от моего лица.