Летопись Третьего мира. Ч.1. Огни Ринеля
Шрифт:
– Не поднимая на меня глаз, ответь, что ты хотел сделать? Отвечай!
– Стижиан почувствовал, как кипит его кровь.
– Ну!
– Чтобы вынуть... камень... вынуть.. из сердца... камень.. нет.. стрелы.. только камень...
Монах перевел взгляд на тело настоятеля, затем на свою жертву, а после вовсе забыл о последнем и склонился над небольшой раной в сердце, вглядываясь в неё.
– О Богиня...
– Его глаза округлились. Монах вытянул руку над сердцем настоятеля и призвал предмет, оставшийся в нем.
– Стижиан!
– Раздался голос Амита, который прорывался сквозь битву к ним.
–
Монах медленно кивнул и закрыл глаза настоятелю.
– Скольких духов, которые сейчас здесь, ты можешь заговорить?
– Не считая твоего - всех.
– Сколько их них полезны как целители?
– Он сжал в руке осколок негатора.
– Треть.
– Амит начал догадываться, что сейчас будет.
– Отлично. Заставь духов лечить раненных, остальных - блокируй.
– Помни о клятве.
– Кинул ему Лоури, и опустился на колени, впадая в полусон. Дождь очень этому способствовал.
Стижиан всегда помнил о клятве и не собирался отнимать чью либо жизнь. Вспомнив, с каким успехом прошла его попытка призвать одну-единственную сферу, призвать пять оказалось более чем достаточно, для того чтобы прекратить сражение.
Пламя и голубое сияние слились между собой, осветив всю площадь. Люди замерли, зачарованные и испуганные возникшим перед ними светом, который скрывал от их глаз двух монахов.
Те, кто был сильно ранен, почувствовали, как перестала литься их кровь.
"Слабые духи у этой мелюзги", - рыкнул довольный собой Фузу, - "но хоть кровотечение остановят".
"Ты остальными занимайся, с целителями я как-нибудь справлюсь".
Меньше чем через минуту свет померк и растаял. Поднялись клубы пара, однако дождь все ещё продолжал идти. Город затих. Монахи пропали из виду.
– Удивительно, что, не смотря на произошедшее, поезда все равно ходят.
– Сказал Амит, глядя в темноту за окном, которая буквально на глаза рассеивалась: наступало утро.
Они были уже на полпути в Кайлинн, сидели в купе, где на верхних полках дремали ещё два человека. На стол, за которым сидели оба монаха, Амит высыпал кристаллы, и Стижиан вот уже час смотрел на них, перебирал, перекладывал из руки в руку.
– Вот всегда так.
– Ухмыльнулся он, прикрыв глаза рукой.
– Едешь, понимаешь ли, в далекий город заказать себе новый плащ...
– Ах вот зачем ты едешь в Кайлинн...
– И по дороге мимо делом подавляешь восстание и узнаешь о какой-то невразумительной интрижке инквизиции. Если верно трактовать, можно получить ответы на многие вопросы, терзающие ум твоей фанатичной мамы.
– Она не фанатик церкви, просто любит историю... И... ты же не думал, что возродившись с новой силой, перестанешь быть монахом? Отнюдь - защищать людей, спасать их от черни, защищать от негатива - было, есть и будет твоей обязанностью всегда.
– Я и не отрицаю, просто...
– Стижиан, когда станет известно о том, что ты восстал из мертвых, никто из верующих не станет слушать россказни о спавшем в тебе духе феникса. Тебя будут почитать за святого. Может, вокруг тебя даже образуется культ, может тебе повезет, и тебя станут называть посланником Богини, а может, вознесут как нового Бога. Не забывай, воскрешение - это то, чего ни маги, ни монахи,
– А значит, войны с инквизицией мне не миновать?
– Стижиан засмеялся и улегся набок, головой к окну.
– Надо сначала разобраться с тем, что произошло сегодня ночью, почему убили настоятеля, почему именно этими кристаллами. Почему вообще в Осфити оказалось столько инквизиторов - я не верю, что они приехали помолиться в Одиннадцатой Церкви. Слишком много вопросов...
– Тебе и правда так хочется всем этим заниматься?
– Нет, конечно. Я хочу отыскать Тео... Уверен, он сутки напролет будет меня кормить всякими небылицами и пытать на предмет того, чему меня учила Визы. Потом он наверняка захочет узнать что случилось в Ринеле... и, наверное, крепко пожмет мне руку, когда узнает, что я в своей, кхм, прошлой жизни спотыкнулся именно о женщину, о суккубу, что б её! Хочу в Монтеру, к критши, залезть на его ветку и спать. Хочу увидеть мою розу, и твою тоже! Помню мне говорили, что она у тебя стала голубоватой, или синей...
– Бирюзовой.
– Амит потихонечку засыпал, вымотанный контролем над сотней духов.
– Вот, бирюзовой... Потом я бы поехал в Орану и отыскал Амельеру. Знаешь, было бы здорово, если бы она меня ещё помнила и может даже ждала, а если нет... То я просто скажу ей, что те четыре года, которые я прожил на севере, я все время думал о ней. Да... Это было бы потрясающе.
Амит тихо засопел. Это напомнило Стижиану как они жили в келье, как прошел его последний месяц в монастыре. Тоска по сожженному дому, по людям, которые, вспоминая о тебе, уже давно просят Богиню даровать тебе вечный покой.
Сон так и не пришел к фениксу - он лежал и слушал сопение Амита до самого прибытия в Кайлинн.
Приморский город Кайлинн оправлялся после очередной выставки. Несчастные школьники бродили по городу с огромными мешками, куда они собирали крупный мусор вроде бутылок, одежды, обуви, головных уборов и всего такого прочего.
Выставка ювелирных изделий прошла на ура и, конечно, городские мастера получили наивысшие оценки, распродали почти все украшения и теперь будут целый год мастерить новые изделия, в то время как вторая половина мужского населения города будет трудиться в шахтах и в поте лица добывать драгоценнейшую лроновую руду.
За последние двадцать пять лет, как главой стал Маэс Клод, город очень сильно вырос, уровень жизни значительно поднялся, выросло население города, появилось несколько школ, новая больница, множество магазинчиков, увеличилась производительность труда, в общем, все в городе было хорошо.
Однако, вот уже много лет по городу ходят слухи о великой жертве, которую глава принес ради благополучия своего города, и слухи эти были о его семье.
Маэс Клод вот уже много лет состоял в браке с женщиной по имени Эйра, родившей ему старшего сына. День, когда она родила первенца должен был стать праздником для его отца и всего города, ведь этого малыша ждали с таким же нетерпением, с каким могли бы ждать наследника королевских кровей, но день девятнадцатого ноября превратился в великую трагедию - родившись, малыш унес за собой жизни нескольких десятков человек и всю западную часть поместья, где настоятель церкви принимал роды.