Летопись Третьего мира. Ч.3 Белое Критши
Шрифт:
Млинес снова опустила руку на лоб Амита и прикрыла глаза, став словно бы перепроверять его состояние и правильность своих заключений и высказываний.
– Позволь спросить... Стижиан, ты же не боишься огня, не так ли?
Монах в ответ промолчал.
– Не боишься, значит. Хотя, что я спрашиваю. Наверное, искренности захотелось.
И снова, уже ненавистная Стижианом, ухмылка мелькнула на лице мастера.
– Твой изумрудный феникс, если мне не изменяет память, может выдерживать температуры много выше простого инквизиторского огня.
– Вторую руку она опустила на рану Амита.
– Мне интересно, как это им удалось тебя
– Почему все так любят расспрашивать меня об этом событии?
– Тот сполз по стенке и очутился на полу.
– Не самые теплые воспоминания...
– Стижиан...
– Оставьте меня в покое, слышите? Я не хочу отвечать ни на какие вопросы. Оставьте меня.
– Я жду ответа.
– Млинес по-прежнему пыталась услышать что-то в теле медиума, на которого Стижиан старался не смотреть.
– Там были негаторы, мастер, а точнее - два. Но неимоверно мощные. От первого из них, я помню, чуть сознание не потерял.
– Он безразлично уставила на какую-то точку на чистом белом потолке, и процедил эти слова сквозь зубы.
– Негаторы, да? Я не представляю, сколь могущественен должен быть негатор, чтобы заглушить твой-то сосуд...
– Мастер убрала руки от тела Амита, убедившись, что самого Амита там нет.
– И позволь спросить последнее, Во-Сен. Знаешь ли ты, что это за пятна у тебя на левой руке?
Стижиан зло посмотрел на неё, как бы спрашивая: "ты что, до самоубийства меня довести хочешь?".
Рука болела. Вернее, не сама рука, а пятна, оставшиеся на ней после Грана. Монах пытался их отмыть, отскрести, вылечить, но все тщетно. Эта краснота проедала поверхность кожи, на которой оказалась, и жгла подобно концентрированной кислоте, почему-то несмывающейся. Этот вечный зуд и неугасаемая боль, заставляющие порой разбивать руки о землю, только бы как-то заглушить её, не сходили с того самого дня, как Стижиан встретил то, что осталось от старших детей дома Лоури.
– Эта метка никогда не сойдет.
– Сказала Млинес.
– Ведь ты пролил кровь, оборвал чью то жизнь, Ветру. Эта боль - плата, за нарушение данной тобой клятвы, скрепленной магическими узами. И она никогда не угаснет.
Боль сейчас волновала Стижиана в последнюю очередь, ведь эта боль - его, и она заслуженна. А чем Амит заслужил произошедшее с ним?
– Люди умирают, Стижиан, это естественно. А Амит - такой же человек, как и все остальные. Да, он монах, его тело сильнее, и его сосуд был связан с великим и сильным духом, но...
– Я не хочу слушать это.
Млинес осеклась и ещё раз, словно бы заново, взглянула на одного из своих учеников. Сейчас, в нём не осталось и следа того сильнейшего в истории монаха, который рассматривал все в мире жизни как равноценные. Перед ней был обыкновенный мужчина, до смерти перепуганный и готовый в любой момент сорваться и начать резать себе руки.
Она вышла из комнаты, оставив неспособного даже моргнуть монаха наедине со своим горем, и увидела, как навстречу ей движется женщина, в грязной серой форме, растрепанная, взволнованная, и до жуткого похожая лицом на саму Млинес.
– Ора!..
– Тихо воскликнула та её имя, почувствовав теплый прилив радости в сердце.
– Ты в порядке?
– Здравствуй, Млинес.
– Холодно ответила та, чуть ли не с отвращением в голосе.
– Давно прибила в столицу?
– Мастер отвечала ей в том же тоне.
– Только что. Мне нужно...
Не успела Ора начать говорить, как Млинес замахнулась
Та не отреагировала на это, лишь зло взглянула на мастера и быстро обошла её, свернув в комнату Стижиана.
Он все так же стоял у кровати друга, неспособный шевелиться.
Сначала, монахиня было решила, что он... плачет, но когда Ветру услышал как кто-то ещё вошел в комнату, он обернулся, и Ора поняла, что ошиблась.
Они с минуту молча смотрели друг на друга, повесив в воздухе медленно сдувающуюся паузу. Где-то в коридоре хлопнула дверь, заставив Стижиана моргнуть, и он вопросительно взглянул на посетителя.
Ора перевела взгляд на Амита, и по одному только его виду примерно представила себе, что же наговорила монаху Млинес. Подавляя в себе желание проверить, что же увидела в умирающем медиуме мастер, монахиня решила, что спорить с её словами будет неразумно. Все же Млинес, как бы сильно Ора её не ненавидела, является тем, кого несколько столетий назад чуть было не назвали богом и её словам, пусть и самым грубым и жестким, стоит верить.
Монахиня вытянула руку вперед, и в ней Стижиан увидел где-то литровую склянку с прозрачной жидкостью, занимающую больше половины сосуда. Вопросительно глянув на Ору, протягивающую ему её, он сделал несколько неуверенных шагов и взял её в руки. Вынув стеклянную крышку, он понюхал жидкость и снова, на сей раз уже недоуменно, уставился на Ору:
– Это спирт?
– Да, - ответила она без утаек, - выпей.
– Зачем?
– Просто выпей.
Стижиан пожал плечами и приложился к источающей резкий запах склянке и сделал несколько больших глотков, словно это была вода. Уж пить-то, в отличие от того, чтобы сочувствовать, монахи умеют.
Ни одной мышцей не показав, сколько гадостной на вкус является эта жидкость, монах закрыл склянку пробкой и протянул её обратно Оре. Жестом руки, та показала, что лучше бы она осталась у него, и ещё одним жестом повела Стижиана за собой.
В коридоре этажом ниже, вдоль стенки, расположившись на чистом, но все же холодном полу, находились едва держащиеся в сознании монахи, среди которых находился и Тео, пустым взглядом сверлящий пол. Кирано, избавившись от заботливых рук медсестер, недрожащими руками держал чашку горячего чая. Столкнувшись взглядом со Стижианом, он безэмоционально кивнул ему, в знак приветствия, и зашел в палату, где несколько врачей подлатывали Роана. В углу, чего монах не заметил, стоял ещё один человек, с длинными белыми волосами, который что-то объяснял пожилой женщине в синеватом врачебном халате, и та с особым вниманием слушала всё, что он говорит.
Настоятельно порекомендовав Стижиану сделать ещё пару глотков, от чего тот, сдуру, отказался, Ора распахнула перед ним тяжелую деревянную дверь с тремя черными полосами на ней, за которой раскинулась огромных размеров комната для проведения не только медицинских, а преимущественно магических операций.
Монах замер у входа, неспособный сделать ещё хотя бы один шаг вперед, будто перед ним стоял непроходимый, непроницаемый барьер.
На огромном круглом столе, окруженном несколькими десятками синих свечей, лежал его брат, чьи ноги и руки фиксировались широкими кожаными ремнями, не дающими шевелиться. Вокруг стола собрались несколько целителей, а не врачей, которые подняли ладони к верху, и с них спускалась тонкая золотистая дымка, обволакивающая Дримена едва зримым куполом.