Летопись Третьего мира. Ч.3 Белое Критши
Шрифт:
– Зачем вы... привели его... сюда?
– В комнату вошел Руми и спросил это у Оры, которой до этого не приходило в голову, что...
Стижиан снова вытащил пробку из склянки и одним махом выпил все её содержимое. Его пошатнуло, так что пришлось ухватиться за плечо беловолосого мужчины, оказавшегося рядом.
– Дримен отравился негативом, да?
– Чуть ли не смеясь, спросил монах у Оры.
– И давно? Сколько процентов тела уже умерло?
– Тридцать.
– Виноватым шепотом отвечала та, только сейчас поняв, какие события недавно пережил этот...
– Практически полностью отмерла грудная клетка и левая рука, яд постепенно проедает кости головы и добирается до мозга...
– А что с ним возятся тогда?
– Искренне недоуменно спросил он, крикнув это целителям, столпившимся вокруг стола.
– Он не жилец, я такое не раз видел! Лучше бы лезвие ему в голову вонзили, это было бы милосерднее!
– Что ты несешь, Ветру?
– Ора округлила глаза.
– Это же твой брат!
– Он был моим братом до того, как в него влилось столько негатива. Теперь он начал обращаться в ходячего покойничка, коих, знаешь ли, я не одну сотню перебил!
Стижиан развернулся и сильно ударил ногою дверь, чтобы выйти.
Тео хотел было встать и подойти к сыну, чтобы хоть что-то ему сказать, но монах, завидев это, игриво помахал пальцем, как бы говоря: "не надо, отец, нето я за себя не ручаюсь".
Пустая склянка, источающая отвратительный запах, легко выскользнула из руки и разбилась о каменные плиты у больницы. Шедшие туда старушки, дети и их родители стали кидать полные отвращения взгляды на ведущего себя неприлично мужчину. Как же им повезло, что в тот момент они не видели его глаз.
Усевшись на клочок земли, заросший густой травой, Стижиан поднял мокрые глаза к небу и спросил у синевы:
– Ну за что, скажи? Что не так? Мало тебе?
– Сначала он говорил шепотом, но с каждым словом его голос становился всё громче и звонче.
– Ты долбанная садистка! Что, нравиться наблюдать за тем, как гибнут люди?! Мало тебе Ринеля?! Мало Грана?! Что, может, скажешь, что в моем сосуде дремлет монстр, и я обязан платить за это? Нет, ладно я... Если бы ты забрала мою жизнь, как уже когда-то пыталась, я не был бы против! Но их-то за что?!
Он понял, что больше не может держаться. Небесная синева стала раздражать его, злить. Её молчаливость кипятила кровь, словно бы дразнила его, приговаривая: "да, давай, сорвись, уничтожь ещё и Орану так же, как ты когда-то сжег Ринель".
Стижиану захотелось закричать, но вместо этого он прикусил нижнюю губу и сдавливал её до тех пор, пока не полилась кровь.
Со спины к монаху кто-то подошел. Кто-то, не источающий ни агрессии, ни жалости. Стижиан и сам не знал, на что он среагировал бы яростнее в эти минуты.
– Кем бы ты ни был, просто уйди.
– Сказал он, едва расцепив зубы.
Человек не послушался и положил руку на плечо монаха. Бессознательно, тот схватил её, и хотел было выгнуть. Вложенной в это действие силы хватило бы чтобы сломать пару костей, но этого не случилось: руки Стижиана столкнулась с не меньшей силой, спокойно, без лишнего напряжения, способной сопротивляться кипящей в нем злости.
Монах повернулся
С непонятным, лишенным каких-либо эмоций чувством, он притупленным взглядом взирал на мужчину, которого на себе вытащил из подземелья церкви Таэтэла.
– Вам... не стоит... быть... одному.
– С трудом проговаривая неродной ему язык, сказал Руми, после чего рука Стижиана ослабла и словно обескровленная упала вниз.
– Ора... отчитается... перед... Дивой. Отдохни...те.
– Какой отдохните... Меня так трясет, что дышать трудно! И думать трудно. Чтобы расслабиться, мне, наверное, придется не один день покататься по яростно буйствующим погостам.
– Мудрость предков... Подсказывает мне... что вам... нужно напиться.
– Руми протянул Стижиану руку и улыбнулся, обнажив пару беленьких заостренных зубов.
– О Богиня!..
– Глаза монаха чуть было не полезли на лоб, при виде этого.
– Что за?..
Мужчина улыбнулся ещё шире, помогая тому встать, и сказал:
– Я... расскажу...всё. Ора...
– он извлек из кармана целую гору ринельских золотых, - просила... привести вас в... чувства. Хоть... какие-то. Сказала... нам двоим... будет просто... найти общий... язык.
Стижиан сразу понял, о чем она говорила. Белая кожа, белые волосы, тускло-розовые глаза, с метками на каждом из них, улыбка как у упырей из детских страшилок. Этот мужчина перед ним - не совсем человек, к тому же ещё и бывший пленник, которого держали в подземелье неизвестное число лет.
Да... они поймут друг друга.
– Как, говоришь, тебя зовут?
– Смеясь сквозь слёзы, спросил монах, пережевывая кусок жареной курицы, ставшей черной от обилия на ней различного вида приправ. Он уже второй час то и дело переспрашивал у Руми его имя, попутно выпивая и выедая все, что им приносили.
Сам Руми с легким отвращением смотрел и нюхал пищу, кажущуюся Стижиану, судя по всему, очень вкусной. Когда около часа назад, уже порядочно принявший монах спросил, а что это он ничего не ест, мужчина попросил принести ему несоленой, невареной, нежареной, а, попросту говоря, сырой охлажденной рыбы. Тут уже пришла очередь Стижиана с ужасом взирать на поглощение этой не могущей оказаться вкусной пищи, старательно подавляя в себе рвотные порывы. Тошнота медленно, но верно подступала к горлу, в то время как тело носителя оказалось истощено нервными потрясениями и невероятным количеством спиртного.
– Ты ведь Руми, верно?
Беловолосый мужчина закатил глаза и помахал головой из стороны в сторону.
– Астируми.
– Поправил он его, подавив в себе желание исколотить человека, придумавшего ему столь некрасивое прозвище. То есть Стижиана.
– Астируми Нер...
– Аха-х. Я тебя сразу узнал! Спасибо за Гран!
– Прощу прощения?..
– Ты ведь спас нас в Гране, не так ли?
– Монах говорил с набитым ртом, по подбородку стекал жир, но сейчас его это как-то не смущало.