Летопись Третьего мира. Ч.3 Белое Критши
Шрифт:
– Прости.
– Ора взяла вторую, наполненную до краев, рюмку.
Монах, который в нынешнем состоянии немного не понимал, когда следует помолчать, ударил бутылью о стол:
– Так что там с Вараньей? И что за четыре жизни? Я что-то ни чего не...
– Вы же знаете, говоря, что у кошек девять жизней.
– Руми мгновенно пришел в себя.
– Не знаю, как у ручных кошек, но у нас их не девять, а семь. Ровно семь. И... Четыре я уже потерял.
– Как так? У вас каждая жизнь отмеряется каким-то запасом лет?
– И это тоже. Одна жизнь длится
– Значит, должно было пройти всего две жизни, может - три.
– Ора забыла о еде и с приоткрытым ртом слушала кошку.
– Да, но...
В голове Руми бурлили затертые серой пеленой воспоминания. Лишь картинки и фрагменты, и некоторые обрывки фраз.
– Мне было пять лет, когда я туда попал. Точно помню, что в течение очень долгого времени они меня...
– Он нахмурил брови, но тут же их расслабил.
– Из меня что-то выпытывали. Что - не могу сказать точно, во мне слишком много не моей памяти. У меня есть предположение, что когда они поняли, что получить от меня желанное им не удастся, они использовали мою кровь для поддержания чьей-то жизни.
– Пророка.
– В один голос сказали монахи.
Руми безразлично пожал плечами, мол, какое ему дело, чью жизнь они продлевали его кровью, здесь важен факт. Ора, ввиду того, что Стижиан не был способен членораздельно что-либо объяснить, поведала кошке о том, что произошло в подземелье церкви Таэтэла.
– Если я правильно помню, как делить и умножать, то из потерянных мною четырех жизней, три ушли на поддержание в полуживом состоянии тела некоего Пророка... Устами которого инквизиция учиняли кровавые распри по всей Оране, утверждая, что такова воля Богини...
И тут Астируми засмеялся. Он сам бы не смог точно сказать почему, но в тот момент в его памяти всплыло тут же ускользнувшее видение, заставившего его принять этот рассказ за абсурдный.
– Как же это интересно люди до сих пор верят в Богиню, если её жрецы учиняют такое.
– Знаешь, меня тоже интересует этот вопрос.
– Честно признался Стижиан.
– Ведь Храм Сияния, если уж говорить сухо, защищает бытие, но никак не души. Мы же не знаем, и даже не можем предположить, что будет с нами после смерти...
– А я думаю, что весь Храм Сияния держался на монахах.
– Ора откинулась на спинку кресла и положила ноги на стол, аккурат между тарелкой с мясом и тарелкой с двумя сырыми рыбешками.
– Негатив, со всеми его разнообразными последствиями, вырабатывают люди. Смерть, страдания, боль, душевная или какая другая, да ещё великое множество вещей, пусть даже мелких - они создают людям беды, из-за которых негатива становится только больше. Подлинные носители сияния, - она кивнула на Стижиана, - способны защищать людей от этого. А сияние черпается из сна всем нам известной Богини. По мне, так все эти церкви и бывшие школы, пытавшие и сжигавшие якобы неверных людей, всего лишь попытка укутать людей своей властью и запугать их. Чтобы не
Судя по её выражению лица, Ора была готова размышлять об этом хоть до утра, которое уже было не за горами. Стижиану никак не хотелось выслушивать всё это. Ему и так, как никому другому здесь, было стыдно за носителей сияния, и больно, ведь он понимал весь ужас, учиненный ими.
– В церкви сияния есть и положительные стороны. Я говорю о самих церквях, а не о инквизиторских школах.
– Сказал он.
– Бывших инквизиторских школах!
– Ора ударила босой пяткой по столу: её глаза уже закрывались, а голова медленно стремилась к груди.
– Да, точно. Что забавно, далеко не все выпускники школ инквизиторов таковые, какими мы их знаем. Некоторые из них способны своими речами создавать внутри прихожан свет и сияние. Это помогает людям, делает их лучше.
– Бесспорно, не может быть такого, чтобы все церковники были плохие. Однако опыт показывает, что практически все эти добрые и полезные, как ты говоришь, главы церквей в прошлом были теми ещё фанатиками. К старости, видать, в них просыпалось подобие совести.
– Ну, хоть так.
– Закивал Руми. Он был рад тому, что разговор ушел подальше от него и его племени.
Словно прочитав эти мысли, Стижиан перевел на него взгляд:
– А что с твоей памятью? Я тут подумал... Если тебя пленили в пять лет и все прожитые тобой годы ты был в заключении, откуда ты всё это знаешь?
Астируми вздохнул полной грудью и закатил глаза.
– В любом племени, - начал он объяснять, - есть главенствующий род. Он выделяется с самого начала основания племени из-за какого-то неотъемлемого свойства или дара. У чешуйчатых фламмов, например, это род Дэна, у самих фраммов - род Ди, у змей - Одэра, а у нас - беловолосые.
– Он снова потянулся за рыбёшкой, хотя есть уже не мог.
– То есть ты... знатных кровей?
– Ора приоткрыла один глаз, невозможно высоко подняв бровь.
– Наш род не выделяется как знатный!
– Тут запротестовал Руми, но понял, что в чем-то монахиня права.
– Мы... да, в каком-то смысле знатный. Моя семья - правящая семья клана кошек. Но это не оттого, что наша кровь краснее всех других. Нет. Все дело в нашей памяти.
Он сделал небольшую паузу, чтобы спокойно пережевать рыбью голову, чавкая и похрустывая.
– Да, не похоже на манеры знати.
– Хихикнул Стижиан, на что получил довольную улыбку Руми.
– В роду беловолосых, - он громко сглотнул, - память передается через поколения. Мы называем это памятью отцов, но дело не в мужской линии, а в правящей семье. Мы храним память правителей, поэтому, когда действующий правитель умирает, его должен сменить его кровный потомок.
– То есть ты... наследник племени кошек?
– Ора снова почти проснулась.
– Не-е.
– Руми протянул это слово, довольствуясь им.
– У меня есть сестра. Она куда сильнее и умнее меня. Да и к тому же, она старшая.