Летучий корабль
Шрифт:
Странно, когда мы с Роном и Герми весь год, пока шла война с Волдемортом, скрывались по лесам, я даже не задумывался над тем, а как, собственно говоря, жили в то время все остальные. Те, кого не затрагивало преследование магглорожденных. А теперь вот думаю — так и жили. Обычно. К тому же, тогда ведь было гораздо хуже — были нападения Упивающихся, убийства. Но теперь я не могу себе представить, что сэр Энтони, или папаша Паркинсон, или хотя бы семейство Флинтов отправятся громить дома неугодных магов. Те, кто воевал когда-то на стороне Волдеморта — они ведь тоже изменились. Если они, конечно, не затеют мстить тем, кто когда-то, сразу после
– Тебе обидно, что всем всё равно? — грустно и очень тихо спрашивает Герми, накладывая на нас согревающие чары — на крыше влажно и ветрено, а холодный декабрьский ветер пробирает буквально до костей.
– Знаешь, трудно сказать. Я не раз думал об этом на острове, когда начал догадываться о том, что они затевают. Понимаешь, я практически уверен, что ничего страшного в случае свержения Фаджа не произойдет. Просто, знаешь, все равно странно — нам же тогда, помнишь, пять лет назад, казалось, что если мы не сможем победить — мир рухнет. А он бы не рухнул, все бы как-нибудь приспособились. Тот, кто не смог бы — попросту сбежал. Жизнь продолжается при любых правительствах и при любой погоде, Герми…
– Кстати, о погоде, — ей, похоже, не нравится мой пессимизм, — может быть, спустимся вниз? Все равно ничего не видно, а уже темнеет.
Но мне отчего-то не хочется спускаться, так что я только отрицательно качаю головой. И она тоже остается. Мы молча сидим на крыше, наблюдая, как соседи Гермионы, разочарованные тем, что, несмотря на такую заманчивую близость к Министерству, отсюда абсолютно ничего невозможно разглядеть, начинают расходиться по своим квартирам. А я…на самом деле, я знаю, чего я жду. Когда-то мы с Кейт Вудсворд вот так же сидели на пристани пиратского острова, ожидая появления на горизонте черных парусов. Тогда я надеялся, что Тео, Драко и сэр Энтони — что они вернутся из рейда живыми и невредимыми. Так что практически ничего не изменилось. Нет, изменилось, я знаю об этом достаточно хорошо, как знаю и то, что это ровным счетом ничего не значит — я хочу, чтобы живым и невредимым остался и еще один человек. Тот, до кого мне нет ни малейшего дела…
Мы сидим абсолютно одни на крыше маленького дома, прячась от ветра за печную трубу. Дождь, весь день висевший над городом, постепенно превращается в мелкий колючий снег, царапающий лицо и открытые руки. В домах почти нет света — вероятно, их обитатели решили все же аппарировать отсюда от греха подальше, припрятав особо ценные вещи. Так что только из нескольких окон на мостовую падают блеклые лучи, приглушенные занавесками, сложенные оконными рамами в бледно-желтые прямоугольники. А на крыше Министерства магии разливается мертвенный яркий свет, идущий с Корабля.
– Как будто мертвый город, правда? — спрашивает меня Герми, пододвигаясь ближе ко мне.
– Ага. И никого, кроме нас уже не осталось в живых. Знаешь, если бы внизу сейчас начался всемирный потоп, я бы, пожалуй, не удивился,
– Да, а мы с тобой последние выжившие…Но вода постепенно доберется и до нашей крыши. А на Ковчег нас не возьмут, — она невесело кивает в сторону Корабля, и я вдруг очень четко осознаю, что ей страшно, несмотря ни на что.
Ведь Герми магглорожденная, она совершенно не знает, чего ей ожидать от пиратского правительства. Она ждет и боится возвращения Рона, она не понимает, что же будет дальше с ее работой в Министерстве. Это мне легко не
– Иди вниз, ты замерзла, — говорю я ей. — Пойдем хоть чаю выпьем.
И в тот момент, когда Герми уже направляется к чердачной лестнице, я окликаю ее — я явственно различаю несколько фигур, без всякой спешки направляющихся по крыше Министерства к Кораблю. Они поднимаются на борт, и через пару минут трехмачтовая махина отрывается от своего импровизированного причала, несколько секунд еще покачивается в воздухе, а затем исчезает, словно растворяясь в небе ночного Лондона. Это не было похоже на бегство…
– Пойдем чай пить, — я обнимаю Герми за плечи, и мы, наконец, спускаемся вниз.
* * *
В новом мире, который пока еще не обрел своих очертаний, мы сидим вдвоем на маленькой уютной кухне крохотной квартиры Гермионы, расположенной под самой крышей. Уже глубокая ночь. Словно все замерло — сегодня уже нет, а завтра еще не наступило.
– Гарри, — она улыбается мне, — как же здорово просто смотреть на тебя, называть тебя твоим настоящим именем.
– Ну да, — тут я с ней согласен, потому что личина мистера Уилкинса мне уже порядком надоела, — хорошо, что не надо больше прятаться. Раз нас до сих пор не пришли арестовывать, надеюсь, пираты все же победили.
Однако, как бы мы ни уверяли себя, что теперь нам ничего не угрожает, мы все же оба вздрагиваем, когда в окошко раздается негромкий, но довольно решительный стук. Но это всего лишь сова — большая, серая, такие обычно носят министерскую почту.
– Странно, кто это вдруг надумал нам написать, — удивляется Герми, пока я впускаю в дом нашу гостью.
Из переулка, расположенного под нами, раздаются голоса и мерный звук шагов, зажигаются фонари — и я все же вздыхаю с некоторым облегчением — это отряд новоприбывших патрулирует квартал. Мне кажется, я даже различаю голоса Тео и Хольгера. А Герми тем временем угощает сову оставшимся от нашего скудного ужина кексом и разворачивает письмо.
– Гарри, это тебе. Это от Драко Малфоя.
Я пробегаю глазами по строчкам и не могу сдержать улыбку: «Гарри и Гермиона! (О, он превзошел себя и не называет ее больше Грейнджер!) Все прошло хорошо — уж не знаю, нравится вам такой исход или нет, но мы вполне довольны. Министерство и Аврорат захвачены, они даже не особо сопротивлялись. Блэкмор убит — Гарри, ты можешь даже всплакнуть! Сидите пока тихо и не высовывайтесь, идиотов повсюду хватает, а ты у нас еще не оправдан по всей форме. Завтра все узнаете из утренних газет. Сообщите, где вы, не исчезайте из Лондона».
– Герми, он просит сообщить, где мы.
Она согласно кивает. Я пишу на пергаменте ее адрес, и мы вскоре отправляемся спать. Я располагаюсь на маленьком диванчике на кухне, но заснуть так толком и не могу — вздрагиваю от малейшего шороха, отчего-то все же опасаясь, что что-то изменится и кто-нибудь — либо старая власть, либо новая — придет, чтобы арестовать нас. Но ничего не происходит.
А первое, что я слышу, проснувшись утром, это звук открываемого окна и хлопанье крыльев — сова принесла почту, и Герми, еще толком не проснувшаяся, немедленно садится к столу, чтобы развернуть свежий номер Пророка. Она сосредоточенно читает, я шарю вокруг в поисках очков. И ловлю себя на мысли, что вот мне как-то не особо интересно узнать, что же там написано. Однако вопрос все же задаю: