Летучий корабль
Шрифт:
– Северус, — прошу я, — но я же почти здоров, даже твой сосед вчера сказал, что еще пара дней — и все, можно вставать.
– Наш сосед, Гарри, — поправляет он меня.
– Ну, хорошо, наш сосед. Я просто никак не могу привыкнуть. Что было в Лондоне, Северус? Ты расскажешь мне?
– Да, — говорит он, оставаясь сидеть рядом со мной. — В молчании мало толку, правда? С чего начинать?
Я же не могу просить его начать с момента моей мнимой смерти, на это у меня все же ума хватает, так что я выбираю, как мне кажется, более деликатную тему:
– Почему ты ушел из Министерства Магии, Северус?
Но в ответ я получаю все — то, о чем не решался спросить, то, о чем не посмел бы заговорить никогда, то, чего никогда и не ожидал услышать от лорда Довилля. Как будто он давно готовился к этому разговору, потому что в тот день он обрушил на меня все, что не могло быть сказано за те месяцы, что мы прожили по разную сторону разделявших нас баррикад, которые с таким старанием сложили сами — из обмана, недоверия, предательства, непонимания
– Почему я ушел из Министерства? Наверное, потому же, почему ты уехал из Англии, Гарри. Когда я понял, что мне больше нечем заполнить пространство, в котором я находился, по привычке называя его своей жизнью. Когда признал, что меня обступила пустота… Постарайся не перебивать меня, хорошо?
И я обещаю.
* * *
— Когда я ушел из Министерства… знаешь, я даже иногда думал, что зря это сделал, потому что теперь, когда мои дни вдруг, впервые за столько лет, стали свободны от восхода до заката, да и ночью было предостаточно времени, чтобы метаться по дому… Я даже пробовал пить — это не помогало. Я не понимал, как это возможно — все потеряло смысл. Пойми, мне было сорок три года, я получил все, к чему мы шли столько времени. Смешно, но это так — пока мы воевали, я был вынужден играть на два фронта, порой забывая, который из них мой. И мне казалось, впрочем, я не знаю ни одного человека, пожалуй, кроме тебя, кто бы не мог сказать того же самого о себе: я всегда полагал, что достоин большего. Нет, не то чтобы весь мир был мне обязан, но... Ты, вероятно, понимал все это про меня и на Кесе, да и гораздо раньше, а потом в Лондоне это было уже совершенно очевидно — я действительно хотел власти, признания, благодарности, влияния. То, чего я не мог получить, будучи человеком Дамблдора, шпионом, зельеваром Темного лорда, профессором Хогвартса… Не один я — и мы нашли способ получить все это силой. Можешь говорить что угодно — в итоге мы стали хорошим правительством, думаю, лучшим из всех, что были в Магической Британии за последние десятилетия. Потому что мы хотели стать лучшими. Нам — мне, Люциусу, Энтони, Дугласу Лоуди и всем прочим — нам очень хотелось иметь причины гордиться собой. Мы принимали разумные законы, не были жестоки или мстительны, никого не преследовали и никого ничего не лишали. Мы были успешны, и мне было лестно знать, что все это стало возможным во многом благодаря мне. За пару месяцев маги в Англии успешно забыли о том, кем большинство из нас являлось в прошлом — мы не стали правительством Темного Лорда. У нас получился мир, в котором можно было жить, но в нем почему-то не захотел оставаться единственный человек, который был по-настоящему важен для меня… Да, я читал о тебе в газетах… Твой рыжий приятель потом обвинил меня в том, что я и пальцем не шевельнул, чтобы остановить публикации в Пророке, которые бросали тень на тебя. Он был прав, я мог — и не сделал этого, хотя мне достаточно было просто небольшого намека, чтобы они забыли о том, как полоскать твое имя в газетах. Быть может, я был просто зол на тебя — не знаю. Такая вот мучительная глупая месть, от которой мне самому было, может быть, даже больнее, чем тебе… Видеть тебя на колдографиях с повисшей у тебя на шее маггловской девкой, выходящим из клубов, сидящим за рулем той чертовой машины… Я видел то же самое, что видели они — ты прожигаешь жизнь, ты мечешься, не находя себе места в выстраиваемом нами раю всеобщего магического счастья и благоденствия. И я говорил себе, пусть так, пусть Поттер получит все, чего он заслуживает. Ты отвернулся от меня, ты по-прежнему считал меня убийцей и грабителем, ты никогда не давал мне ни малейшей возможности оправдаться, Гарри — я плохо умею прощать… Не знаешь, куда девать себя — что ж, ты сам отверг то, что предлагал тебя я. Ты мог получить все — и ты отказался, и я, как мне казалось, могу злорадно наблюдать за твоим падением, просто отойдя в сторону. Как бывший герой не знает, чем себя занять, потому что он слишком горд, чтобы склониться перед пиратским правительством. Но все, что я читал о тебе, я знаю, это была неправда, теперь вот знаю… Но тогда вся эта ложь оставляла раны, может быть, даже более глубокие, чем она наносила тебе.
– Северус…, — я удерживаю его ладонь в своей, — там ничего не было. В смысле, с той маггловской девчонкой… Я просто посадил ее в такси, а потом вышел по дороге. Я понял, что ничего не выйдет…
– Я не думаю, что это имеет хоть какое-то значение. Даже если бы и было — что, мне сейчас устроить тебе сцену ревности?
Мне кажется, он немного злится — на себя, на меня, на свою нежданную откровенность, но я просто не выпускаю его руку, и вот мне уже кажется, будто уголки его губ чуть дрогнули. Пытаешься скрыть улыбку? Доволен, что там, в Лондоне, и вправду ничего не было? Полтора года прошло…
* * *
— Так вот, я…даже не могу объяснить. Я уговаривал себя, что мне не стоит думать о тебе, в конце-концов, мы с тобой были практически врагами, Гарри, даже то, что было на Кесе, даже это не могло ничего изменить. Потом, если честно, я так и не смог поверить в то, что хоть что-то значу для тебя, потому что, если бы это было не так, ты бы не отказался меня выслушать. Не перебивай, пожалуйста, — говорит он мне, видя, что я уже открыл рот, чтобы начать оправдываться: я ведь и вправду не раз винил себя за то, что тогда не позволил ему ничего объяснить мне.
– Пойми, я не мог думать иначе, Гарри. Я намного
– А если бы я тебя выслушал?
– Не знаю, мне казалось, что есть шанс, что ты сможешь меня понять.
– Ты бы рассказал мне про Гермиону? Про то, что ее вы тоже заставили?
– Конечно, рассказал бы.
Я смотрю, как невесть откуда взявшийся легкий ветерок играет с волосами, упавшими ему на лоб. Мне хочется протянуть руку, отвести темную прядь, сказать ему, как он когда-то говорил мне, чтобы он не думал ни о чем, что есть прошлое, и все, что до сих пор мучает его, стоит именно там и оставить. Но я же обещал не перебивать его.
* * *
— Гарри, пойми — если бы ты, как я и просил, стал моим союзником, это бы многое изменило… Да, я знаю, ты не мог, хотя тогда и не понимал, почему. А потом… «Я не могу», — для тебя это было достаточным объяснением. Как ветер… он тоже не станет объяснять, откуда он дует. Я должен был знать, что пропал, еще на Кесе, когда ты впервые заснул рядом со мной, тогда, помнишь, на следующий день в моей спальне. Я смотрел на тебя, вдыхал тепло твоей кожи — ты был абсолютно мой, в моей постели, в моих руках — и в то же время не принадлежал мне совершенно. Я знал, что пройдет всего десять дней — и я потеряю тебя, скорее всего, окончательно. И лгал себе, что это просто влечение, страсть, которая оставит меня, как только у меня будет возможность утолить ее сполна — а для этого как раз было время… То самое, которого на самом деле почти и не было…Извини, если я говорю путано.
В Лондоне я уже знал, что проиграл. Проиграл мальчишке, у которого достало мужества и наглости просто повернуться ко мне спиной и уйти, хотя на тот момент я был одним из самых могущественных людей в магическом мире. А ты на глазах становился никем. Я умею проигрывать… и в то же время нет. И был практически уверен, что тем разговором наша с тобой история и закончится. Что я смогу выбросить тебя из своей жизни, как сделал это ты. Что да, вероятно, все мои последующие любовники будут чем-то похожи на тебя, как это было и раньше. Только вот потом… потом ничего не было. Наверное, как и у тебя с той маггловской девчонкой — в последний момент я уходил, вырывался из чужих домов, бежал от чужих запахов, не забыв наложить заклятие забвения, чтобы не оставлять следов. Да, у меня было занятие, придававшее, как мне поначалу казалось, смысл моей дальнейшей жизни. Я даже вполне успешно справлялся с тем, чтобы не думать о тебе, по крайней мере, не делать этого постоянно. В мои годы сложно ломать свою жизнь из-за привязанностей, тем более, если до этого ты живешь столько лет, толком не зная, что это такое — любить кого-то. Поэтому я ни черта и не понял — история с твоей матерью слишком хорошо научила меня тому, что терять — это больно. И я не признавался себе в том, что в моей успешной, вполне состоявшейся, довольно богатой событиями жизни недоставало всего одной малости — строптивого мальчишки, который послал меня к чертям со всеми моими титулами, богатством и министерским креслом. Ты предпочел рухнуть на старой подержанной машине в Темзу, так вот просто по-маггловски умереть, отказавшись от щедрот того мира, что мы старательно выстраивали, полагая, что прекрасно знаем, что такое благо. Ты бросил мне в лицо всю мою жизнь, все, что я считал важным, то, на что я променял тебя и себя. И тогда, когда я уже был уверен в том, что тебя нет, я понял, что все это ничего не стоит.
Когда я вернулся… тогда, в мае… Люциус сказал мне, что ты… что тебя больше нет. Знаешь, в первый момент я просто разозлился. Как будто это была просто очередная мальчишеская выходка, за которую тебе нужно было надрать уши. Я не понимал, как такое возможно. Будто бы я гнался за тобой всю жизнь — а ты вот взял и на этот раз улизнул от меня окончательно. Все те месяцы, пока ты еще был в Лондоне, я … нет, я не думал, что мы с тобой сможем как-то помириться, что мы вообще станем разговаривать друг с другом. Но ты был где-то рядом, а я так привык к этому: ты всегда был где-то рядом — в школе, на пиратском острове. И даже если это было не так — я всегда мог найти тебя. Прочитать о тебе в Пророке, вытащить из Азкабана. А тут вдруг раз — и все. Я даже не понял, что произошло. А потом, когда прочитал о похоронах, начал выяснять подробности.