Летун. Фламенко в небесах
Шрифт:
— Кр-р-рак!
Деревянный бортик койки в каюте не выдержал массы своего пассажира, помноженной на скорость его падения.
— Не умеешь пить, Фредди, так не пей! А если выпил — не приставай к людям!
Конечно, пихать будущего командира в грудь нехорошо: и нарушение субординации, хотя мы ещё не зачислены в списки подразделения, да и вообще не добрались пока до Испании. Да и в целом Фредерик А. Лорд старше Дениса Русанова, в чьём теле оказалось моё сознание, на девять лет, а поднимать руку на старших без причины я никогда не любил. Но теперь пришлось. А куда деваться, если в башке допившегося до полного свинства типуса что-то перещёлкнуло и он, вспомнив о моём русском происхождении, припёрся из бара высказывать свои претензии ко всему русскому народу? Лорд — фамилия такая, к британской, да и любой другой аристократии мужик отношения и близко не имеет — за свои тридцать девять лет успел поучаствовать в трёх
Нет, я понимаю: вчера мы всемером в корабельном баре «Нормандии» отмечали знакомство — впрочем, некоторые из пилотов уже друг друга знали, поскольку в Америке лётчики пока что входят в относительно немногочисленную «касту» — и получение авансовых чеков от нанимателей. Пятьсот долларов США в середине тридцатых годов — неплохие деньги, везут нас на роскошном лайнере, недавнем обладателе «Голубой ленты» за рекорд скоростного пересечения Атлантики за счёт Испанской Республики, пусть и во втором классе, по двое в каюте. Парни все крепкие, как говаривал гере Карлсон — тоже известный летун — «в полном расцвете сил», не обременённые надзором супруг и тёщ, у кого они имеются, — так почему бы и не посидеть своей компанией? Но во всём нужна мера. У меня же вчера хватило силы воли прекратить после пятого «дринка» и вернуться в каюту? Хватило. А у этих субчиков всё переросло в безобразное бухалово. Было бы понятно, если бы в Соединённых Штатах ещё действовал «Сухой закон» и парни «отрывались», оказавшись на «Нормандии» — согласно международному праву лайнер является территорией Франции, а французы — известные выпивохи. Но нет, Двадцать первая поправка в Конституцию США отменена Рузвельтом ещё в тридцать третьем. А эти пьют вторые сутки — а до сих пор до «белочки» не ужрались.
Впрочем, Фредерик Айвз, безуспешно покопошившись в попытках подняться со своего лежбища, уже отключился и дрыхнет, свернувшись калачиком. Ладно, раз на боку, значит, рвотными массами захлебнуться не должен, если вдруг примется блевать.
В первом классе лайнера к услугам пассажиров есть и стюарды, и горничные (те, в основном, для дам), и официанты, готовые доставить заказанный обед из ресторана, и музыканты и даже киномеханик — для «богатеньких буратин» имеется кинозал, впрочем, нас, «второклассников» в него не пускают. Но и путешествующих вторым классом осчастливили: в торце палубного коридора рядом с трапом ошивается гарсон — в Америке его бы назвали просто «бой[3]» — смуглый паренёк лет семнадцати на вид. Его задача — поддерживать порядок в секторе и выполнять мелкие поручения. Выйдя из каюты, подзываю гарсона и «озадачиваю» проверкой состояния мистера Лорда каждые полчаса и уборкой с проветриванием, если организм геройского авиатора не удержит в себе выпитое и съеденное. Авансировал парня долларом за предстоящую грязную работу и пообещал, что ещё столько же тот получит с измученного алкоголем клиента. Сам же прихватил книгу и отправился наружу: почитать и подышать свежим океанским воздухом.
Ни я, ни прежний Денис Русанов испанского языка не знали. Допускаю, что Дениса в Орловском кадетском корпусе учили французскому — всё-таки и тот и другой относятся к романской языковой группе, но от реципиента мне достались только мышечная память и условные рефлексы. То есть на американской версии английского я разговариваю лучше, чем в своём прежнем теле, хотя и с акцентом, а «руки помнят», как разбирать-собирать раритетный Смит-Вессон, который «прежний я» видел только по телевизору или на мониторе компьютера. А вот французская речь остаётся недоступной, как и образы людей, с которыми Денис встречался до «слияния» с моим разумом. Возможно, со временем ситуация изменится, но пока дело обстоит именно так. В бытность в Африке я нахватался «по верхам» португальской «мовы», но всё на уровне «моя-твоя не понимай, твоя стоять, моя стреляй». Там, в нашем «авиагородке» мы жили компактно и общались, естественно, по-русски. А для общения с местным населением — как штатским, так и опогоненным, — у нас имелись какие-никакие, а переводчики. Поэтому я и решил освоить хотя бы азы испанского: понятно, что долгая жизнь среди донов и доний, или, в нынешние времена, компаньерос и компаньерит, должна в этом помочь, но всё-таки неудобно появляться в Испании совсем уж чуркой дубовой. Вот и рыскал я накануне отправления «Нормандии» в поисках хоть какого-то англо-испанского разговорника (об русско-испанском в США можно и не мечтать). Но единственная книга, которую удалось обнаружить — адаптированная для школьников компиляция рассказов о Дон Кихоте, где от романа Сервантеса остался только сюжет. В тонкой книжке с картинками текст напечатан в два столбика: в левом — по-английски, в правом, соответственно,
Поскольку читать в одной каюте с бухим в зюзю янкерсом некомфортно, я обосновался с книгой в шезлонге на палубе второго класса, не обращая на свежие порывы ветра, и погрузился в освоение двуязычных приключений ламанчского идальго.
И вот когда Санчо Пансу, наконец, сделали «губернатором острова», слух резануло звонкое:
— Допоможіть!
И тут же:
— Help!
Внимание переключилось мгновенно — пилот с замедленной реакцией не пилот, а потенциальная жертва авиапроисшествия. По-над палубным настилом в мою сторону летело что-то жёлтое, одновременно и круглое, и лохматое. Мгновение — и я распознал дамскую шляпку с полями и лентами.
Рывок! — И я вываливаюсь из кресла-шезлонга, по-вратарски вскидывая руки в стремлении поймать вместо мяча головной убор. Удивительно, но мне это удалось: буквально в последнюю секунду я прихлопнул ладонью проносимую ветром мимо шляпку прямо к палубе.
Как дурак, я полулежал, опираясь правым предплечьем о ребристый металл, а левой рукой придерживая дамский аксессуар, и с глупой улыбкой смотрел на подбегающую стройную брюнетку с выбивающимися из причёски прядками волос и спешащего за ней хромающего усача абсолютно славянской внешности, опирающегося на толстую металлическую трость…
— Мисс, это, кажется, ваша вещь?..
[1] Всего в реальной истории Ф. А. Лорд участвовал в пяти войнах: Первой мировой, Гражданской войне в России, Гражданской войне в Мексике, Гражданской войне в Испании и Второй мировой войне. А убит был в мирном 1967 году при уличном ограблении. Такая вот ирония судьбы…
[2] При вторичном награждении вместо нового ордена вручалась наградная планка с изображением орла, которая крепилась на орденской ленте в бело-фиолетовую полоску. Кроме того, за участие в оккупации Русского Севера белогвардейцы наградили его орденом св. Станислава, который Ф. А. Лорд не носил.
[3] И «garson» и «boy» по-русски — «мальчик»
Глава 4
IV
Французская республика, Гавр, 11 декабря 1936 г.
…Мэри. Мари. Марийка…
Красавица, как большинство девушек из перекрёстных браков славян с западноевропейцами. Да и умницей себя показала во время морского перехода.
Вот только одна беда: пятнадцать лет дивчине стукнуло, хотя и выглядит постарше. А значит, товарищ майор Бехтеев, он же кадет Русанов, отставить гормоны! Ничего пока тебе не светит. Вот годика через три… Тогда нынешнему моему организму стукнет тридцать один — это я только выгляжу на двадцать пять лет, а так уже двадцать восемь. По нынешним понятиям — вполне «женибельный» возраст для мужчины. Это будет сороковой год. Как раз немцы оккупируют половину Франции, а вторая половина превратится в гитлеровскую дрессированную сучку. Впрочем, спустя некоторое время, боши оккупируют и остальное. М-да… До того сорокового ещё умудриться дожить надо, что для военного лётчика дело далеко не гарантированное. А всё ж таки девушка хороша!
С Марией и её отцом, Степаном Пивторачоботка, сдружились быстро. Не удивительно: люди тянутся к тому, кто среди чужаков вдруг оказывается своим — хотя бы по языку. Я же владею не только классическим русским, но и тем суржиком, на котором «хохол мариупольский», как гордо именует себя Степан, балакает с самого детства. Супруга моя покойная родом с запада Ростовской области, а туда ещё в девятнадцатом веке переселяли крепостных крестьян со Слобожанщины в немалых количествах, а после отмены крепостного права и вынужденно-добровольно, чтобы прокормиться[1], понаехало иногородних столько, что традиционно обитавших там казаков стала половина населения. Конечно, казарла[2] имела льготы за свою воинскую службу — но людская смесь получилась убойной. Вот и я, бывая в тех местах у родни, научился неплохо изъясняться.
Судьба у третьего сына сельского дьякона оказалась интересной, но очень уж беспокойной. Ещё подростком из юношеской фронды Степан начитался всякого запрещённого и с той поры мнил себя идейным анархистом. В семнадцатом году свежепризванный рядовой Пивторачоботка попал в плен во время Июльского наступления[3], но через несколько дней сумел бежать, руками выломав скрученную из колючей проволоки решётку на окошке и выпрыгнув на ходу из вагона. Как ни странно, не убился и даже сумел перейти линию фронта. Но возвращаться в полк не стал, а, совершив за три месяца одиночный переход, вернулся на малую родину в Приазовье. В шестнадцатом-семнадцатом году таких дезертиров оказалось много: несколько миллионов солдат не пожелали бесполезно помирать ни за царя Николку, ни за главноуговаривающего Сашку-аблаката[4]. Какая война? Пахать надо!!!