Летуны из Полетаево, или Венькины мечты о синем море
Шрифт:
К счастью, блины Серафимины сгореть до конца не успели. Так только, чуток по краям обуглились. Ну да ничего, есть можно. Венька-то после такого потрясения сразу на них набросился: и со сметаной ел, и с вареньем, и с гречишным мёдом.
– Выдумала всё мама. Нет у меня никакой аллергии, - приговаривал Венька, обмакивая в жбан с мёдом то ли десятый, то ли двадцать пятый блин.
Да только кто их, те блины, считал-то?
– Ешьте, гости дорогие, угощайтесь, - приговаривала Серафима, - Такой праздник у нас!
Гости и ели, и угощались, и квасом-морсом
– У меня там ещё полсамосвала бумаги чистой осталось, - печально пожаловался он Веньке, - да чернил четыре бочки. Надо это всё как-то оприходовать. Вот, целыми днями и пишу.
– Про что пишешь-то? – поинтересовалась бабушка Серафима.
– Про жизнь, - вздохнул Горыныч, шляпу свою нацепил, портфель к животу прижал и бочком-бочком к двери направился.
– Ты бы лучше про нас написал! – пискнула ему вдогонку бабка Нюра.
– Что про вас писать? – тоскливо усмехнулся Горыныч, со скрипом прикрывая за собой дверь, - Скучно у вас. Ничего интересного…
– У на-а-ас?! Ничего-о-о?! – возмутилась бабушка Серафима, - Да у нас Вениамин Иванович сегодня в воздух взлетел! Праздник у нас! Радость-то какая!
И стали тут все Веньку поздравлять, обнимать-целовать, по спине хлопать, за щёки щипать и за уши, как именинника, дёргать. В общем, как будто он настоящий герой или подвиг какой совершил. Веньке стало даже не по себе.
– Славься, наш славный летун! – вопил на весь дом Добрыня, восхваляя Веньку.
А Матрёна с Нюркой тут же подхватывали:
– Лети, наш летучий хвастун!
Про хвастуна – это они, конечно, загнули. Никаким хвастуном Венька не был. Даже наоборот. Он краснел, бледнел, смущался и не мог выдавить из себя ни слова. Молчал, даже когда все вокруг опять взялись за старое и к нему, как банные листы, приставать стали.
– Интересно, - задушевным голосом допытывалась у Веньки бабка Матрёна, - Что же всё-таки за мечта великая тебя в небеса подняла? В балет со мной пойдёшь или водолазом, как Нюрка, будешь?
– Водолазом! – подпрыгивала Нюрка, - Водолазом!
– Признайся, я никому не скажу, - подкрадывался сбоку домовой, - В кого влюбился-то? Неужто в тётю Грушу?
– Отстаньте вы от человека! – отгоняла всех от Веньки бабушка Серафима, - Не видите, радость ему выпала и крылья дала!
А Венька и сам не понимал, как это всё произошло и почему он вдруг оказался в воздухе. Просто – раз! – ударил Добрыня колотушкой, и в тот же миг какая-то сила подняла его, Веньку, оторвала от земли и вверх подбросила. А уж что это за сила была, он осмыслить не мог. И управлять этой силой не умел. И что с ней делать дальше, не ведал.
«Попробовать, что ли, ещё раз?» - подумалось Веньке.
Подумалось, да не осуществилось.
– Может, всё-таки, пинка, - доверительно шепнул Добрыня, заметив Венькины бесплодные усилия.
– Нет уж, я сам!
Он вообще-то гордый был, Венька. Хоть и толстый. А может, как раз, наоборот, именно поэтому.
– Ну, сам так сам, - согласился Добрыня, - Только я бы на твоём месте получше ручонками махал. Вроде как бабочка крылышками. Или как муха… ха… ха… ха…
Хлоп! – домовой прихлопнул задремавшую на кувшине с морсом муху.
Бдзы-ы-ынь! – кувшин упал на пол, разлетевшись на мелкие кусочки.
Блямс! – подкинуло Веньку к самому потолку и оставило его там колыхаться беспомощно.
– Что делается! – поразилась Серафима.
И все поразились. И удивились несказанно. А бабка Матрёна мудрёно заметила:
– Это уже не мечта, а на постном масле ерунда получается!
– Тут лекарь нужен, - предположила бабка Нюра.
– Не-е-е, - возразила Матрёна, - Не лекарь, а доктор.
– Дантист! – уточнил Пантелеймон.
Глава 13. Доктор Таблеткин и лекарь Бубенцов.
Доктор Таблеткин прикатил на своём тарантасе сразу – как только бабка Нюра за ним в соседнюю деревню слетала. Прикатил, руки с мылом вымыл и стремянку потребовал, чтоб до Веньки достать.
Стремянки у Серафимы не нашлось, поэтому поставили для доктора стул. На стул – табуретку. На табуретку – маленькую приступочку.
– Приступайте, - сказали доктору Таблеткину, - Осмотрите нашего Вениамина Ивановича со всех сторон хорошенько, почему его ни с того ни с сего кверху подкидывает, и что у него там внутри не в порядке.
Доктор Таблеткин тонкую длинную ногу на стул задрал. Со стула перелез на табуретку. С табуретки – на маленькую приступочку. Да только пока он лез, Веньку сквозняком отнесло в сторону, к печке, и у Таблеткина до Веньки дотянуться не получилось.
Пришлось всю конструкцию разбирать: приступочку с табуретки снимать, табуретку – со стула, стул переставлять в новое место. И снова: на стул табуретку, на табуретку – приступочку. На приступочку – доктора Таблеткина. Только пока он так второй раз карабкался, Венька успел за печку уцепиться, на неё перекатиться и кубарем с вниз на лавку свалиться.
– Что за пациент такой! – возмутился доктор Таблеткин, - Неуловимый!
Он свесил ногу с приступочки, чтобы перелезть с неё на табуретку. Второй ногой шагнул с табуретки, чтобы оказаться побыстрее на стуле. Стул зашатался. Табуретка поехала. И…
Бам-м-м-мс!!! – рассыпалась под Таблеткиным вся пирамида, до единой досочки.
Шмяк-бряк!!! – с грохотом шлёпнулся доктор на пол.
Блямс!!! – подбросило Веньку вверх, в предыдущую позицию, и к потолку всем телом прижало.
– А-а-а-а-а-а!!! – заплакал Венька от собственной беспомощности.