Левая рука тьмы (сборник)
Шрифт:
Ледяной туман собирался густыми клубами впереди и позади него, висел среди деревьев, по берегам. И земля, и деревья, и небо — все было серым ото льда и тумана. Только воды, над которыми он скользил, были темными. Когда на следующий день пошел снег, снежинки казались черными точками на фоне неба и превращались в белые у самой воды, прежде чем исчезнуть в бесконечном потоке.
Такой способ передвижения был вдвое быстрее, чем ходьба, и намного безопаснее и легче — настолько легким, что однообразие действовало как гипноз.
Фальк был рад выйти на берег, когда было необходимо поохотиться или встать на ночевку. Водяные птицы сами давались
Чтобы скоротать бесконечные часы, он забавлялся слайдером: поднимал его метров на пять вверх, где ветер и толща воздуха делали ненадежной воздушную подушку, и наклонял его до критической точки, а затем выравнивал крен своим весом и рычагами управления; или глубоко зарывал аппарат в воду, поднимая за собой белые буруны, так что слайдер рывками несся вперед, непрерывно шлепаясь о поверхность воды, и, встречая сопротивление, становился на дыбы, как самец-олень во время гона. Несколько раз он падал в воду, но это не отвратило Фалька от таких развлечений: он отлично знал, что автоматика машины была настроена таким образом, что в том случае, когда она становилась неуправляемой, всякое движение прекращалось, и машина зависала на высоте в четверть метра, так, что Фальку оставалось только влезть в нее, добраться до берега и развести костер, чтобы осушиться, или же просто продолжать свой путь, не обращая внимания на такие пустяки. Его одежда была водонепроницаема и от купания в реке он промокал не больше, чем от дождя. Зимняя одежда сохраняла его тепло, но все же по-настоящему тепло ему никогда не было. Костры служили главным образом для приготовления пищи. После бесконечных длинных дней с дождем и туманом едва ли во всем Восточном Лесу хватило бы сухих дров, чтобы развести настоящий костер.
И вот однажды, совершив очередной крутой поворот в воздухе и с плеском плюхнувшись в воду, он заметил далеко впереди шедшую ему навстречу лодку. С каждого судна другое было видно, как на ладони, и проскользнуть незамеченным не было ни малейшей возможности. Держа пистолет в руке, Фальк распростерся на дне слайдера и повернул к правому берегу, идя на высоте трех метров, чтобы иметь более выгодное положение по сравнению с людьми в лодке.
Они спокойно плыли против течения, поставив один небольшой треугольный парус. Когда расстояние между лодками сократилось, Фальк смог отчетливо различить звуки пения, несмотря на то, что ветер дул вниз по течению.
Они подошли еще ближе, не обращая на него никакого внимания и продолжая петь.
На протяжении всей его короткой памяти музыка всегда и привлекала его, и вызывала страх, наполняя его чувством какого-то мучительного восторга, доставляя наслаждение, близкое к пытке. При звуке поющего человеческого голоса он особенно сильно чувствовал, что он не человек, что эта игра ритма, высоты звука и такта абсолютно чужды ему, что это не что-то забытое им, а совершенно новое для него, что это лежит вне шкалы его представлений.
Но именно эта необычность
Пели четыре или пять голосов, то все вместе, то по отдельности, то в различных сочетаниях, создавая удивительно гармоническое целое, чего ему никогда прежде не доводилось слышать. Слов он не понимал. Казалось, что весь лес, мили серой воды и серого неба слушают вместе с ним это звенящее, берущее за душу чудо, это свидетельство человеческого величия.
Песня утихла, сменилась тихим разговором и смехом. Теперь лодка и слайдер были почти на одной линии, разделяемые сотней метров воды. Высокий стройный человек, стоя во весь рост у руля, окликнул Фалька — его чистый голос разнесся звонким эхом над речной гладью, но Фальк ничего не понял.
В свинцовом свете зимнего дня волосы у рулевого и четырех или пяти его спутников отливали червонным золотом.
Наклоняя вперед свои сильные тела, они смеялись и манили его к себе. Он не мог точно разобрать, сколько людей находится в лодке. В какой-то миг одно лицо стало видно совершенно отчетливо — лицо женщины, пристально следившей за ним.
Как завороженный, Фальк остановил свой слайдер и завис над поверхностью воды. Лодка тоже, казалось, перестала двигаться.
— Следуй за нами, — снова позвал мужчина.
На этот раз, узнав язык, Фальк понял его. Это был старый язык Лиги — Галакт. Как и все обитатели Леса, Фальк научился ему с магнитных лент и книг, потому что все документы, сохранившиеся со времен Великой Эры, были записаны на нем, и он служил средством общения людей, говоривших на разных языках. Диалекты, на которых говорили обитатели Леса, также происходили из Галакта, но за тысячи лет очень далеко ушли от него, и теперь языки отдельных Домов сильно отличались друг от друга. Как-то раз к Дому Зоува пришли путешественники с берегов Восточного Леса, говорившие на столь отличном языке, что легче оказалось объясняться с ними при помощи Галакта, и только тогда Фальк услышал его как живой, произносимый человеком, язык. Во всех остальных случаях это был голос звуковых книг или шепот гипнотических лент, раздававшийся в его ушах в темноте долгой зимней ночи или длинного серого вечера. Архаичный, почти иллюзорный язык звучал сейчас совсем по-другому в звонком голосе рулевого.
— Следуй за нами, мы идем в город.
— В какой город?
— В наш собственный, — отозвался рулевой.
Он рассмеялся.
— В город, который радушно встречает путешественников, — отозвался другой со смехом.
Вслед за ним рассмеялись еще несколько человек — звонким чистым смехом.
— Тем, кто не таит против нас злого умысла, нечего нас бояться!
Женщина тоже засмеялась и крикнула:
— Выходи из пустыни, путник, и послушай наши песни.
— Кто вы? — крикнул он.
Дул резкий ветер, река мощно катила свои воды. Лодка и слайдер оставались на своих местах, как бы разочарованно глядя друг на друга, разделенные воздухом и водой.
— Мы — люди!
И сразу исчезло все очарование, как будто его сдул легкий порыв восточного ветерка. Фальк снова испытал то чувство, какое у него было, когда подбитая птица билась в его руках и выкрикивала человеческие слова своим пронзительным нечеловечьим голосом.
Теперь, как и тогда, его пронзил холод, и он, не колеблясь, не раздумывая, прикоснулся к серебристому рычагу управления и послал слайдер на полной скорости вперед.