Левый берег Дона
Шрифт:
В квартиру вошли соседи - Иван Юрьевич и его дочь, Настя. Было видно, что появление милиции застигло их в врасплох. Иван Юрьевич явился в тапочках на боссу ногу, но в брюках, на ходу он застегивал рукава на рубашке, а Настя нервно теребила поясок домашнего халата - самого обычного, вылинявшего после многочисленных стирок.
Они вразнобой поздоровались и остановились в смущении.
– Добрый вечер, - сказал Полонский.
– Сейчас в квартире будет обыск. Вас только двое. Сотрудников милиции - втрое больше. И всё равно постарайтесь
Майор прослушал начало монолога: он кому-то давал ценные указания в прихожей. Стремительно войдя в комнату и услышав конец, досадливо поморщился.
– Станислав Алексеевич, не надо юродствовать. В последний раз предлагаю вам добровольно указать места, где вы прячете оружие, боеприпасы и наркотики.
– Эта бодяга начинает меня утомлять, - сказал Стасик.
– Делайте свое дело и уходите. Я ночь почти не спал.
Майор подал знак, и обыск начался. Менты разбрелись по квартире. Журналиста посадили на стул в центре комнаты и только время от времени приглашали подойти куда-нибудь для пояснений.
Первое время Стасик забавлялся.
То на кухне, показывая банку с белым порошком, его вопрошали: "Что это?" - "Пищевая сода, разумеется. А вы что думали? Кокаин? Попробуйте на вкус. Видели в кино, как это копы делают?..."
То в кабинете опер спрашивал, указывая на ящик письменного стола: "Что здесь хранится?" - "Неопубликованные статьи. Если, конечно, вы автомат туда не подложили..."
К концу второго часа Стасику было уже не до хохм и подколок - сказывались ночное дежурство, хронический недосып и нервное перенапряжение. Да и вопросы стали задаваться такие, что на них ответить было нелегко.
Так, обнаружив на шкафу бейсбольную биту, майор поинтересовался:
– Зачем вам бита?
– Для самообороны.
– От кого?
– Я специализируюсь на криминале, скандалах и происшествиях. Неужели вы думаете, что у меня мало врагов? Раз в месяц меня как минимум обещают грохнуть. А уж судебным искам о защите чести и достоинства конца-края нет.
– Вы занимаетесь журналистикой не первый год. Почему вы в таком случае до сих пор живы?
– Мужчин не осталось. Одни болтуны. За свой базар не отвечают.
– Назовите хоть одного серьезного врага.
– Возьмите подшив нашей газеты за несколько лет и почитайте с карандашом в руках... И вообще, что вы к бите этой несчастной прицепились? Зайдите в любой магазин спорттоваров. Они продаются абсолютно свободно. От двухсот рублей и выше.
– Разберёмся, - сказал Назаров.
– Впишите в протокол.
Стасик мельком глянул опись изъятого и ужаснулся. Туда были занесены два кухонных ножа, топорик ("со следами красного налета, похожего на засохшую кровь")...
– Что значит - похожего на засохшую кровь!
– возмутился Стасик.
– Это - тенденциозный подход. Пусть эксперты решают, что засохло на лезвии. И чья кровь - человеческая или кровь животных...
Потом в ящике письменного стола обнаружили нож-"бабочку".
– Откуда у вас этот нож?
– спросил майор.
– Купил на Центральном рынке. За двадцать пять рублей.
– Зачем?
– Для антуража. Когда пишешь о поножовщине, перед глазами полезно иметь что-то в этом роде. Для вдохновения.
– А когда пишите о расчлененке, в ванной у вас пара трупов лежит - для вдохновения?
Ну что ж, и менты способны на иронию... Другое дело, что нервы у Стасика были уже на пределе.
Когда опер аккуратно положил "бабочку" в полиэтиленовый пакет, Полонский взорвался.
– Да не холодное это оружие! Лезвие по длине меньше кулака. Упора на рукояти нет. Лезвие в рукояти зафиксировано не жестко. На лезвии отсутствует сток для крови...
– А это уж пусть наши эксперты определяют - холодное оружие или цацка для взрослого дяди. При этом - не очень умного.
Стасик махнул рукой - дескать, черт с вами, разбирайтесь!
– и сел на стул. И тут шумок прокатился по квартире: "Патроны!.. Патроны!.."
– Какие еще, на хер, патроны!
– заорал Полонский.
– Нет у меня никаких патронов!
Он бросился в кабинет, но майор, сияя как начищенная бляха, спешил ему навстречу, неся коробочку из-под леденцов в открытом виде.
– Узнаете?
– Разумеется. Я храню в ней скрепки.
– А это что, тоже скрепка?
– Майор с видом Дэвида Копперфильда сорвал крышку. Из-под стальных скрепок виднелся латунный бок автоматной гильзы.
– А-а!
– Стасик хлопнул себя по лбу.
– Вот оно что! Это не патрон! Это гильза! Я привез её с военки. На память. Понимаете, в тот день я впервые в жизни стрелял из настоящего боевого оружия.
Майор осторожно расковырял скрепки вокруг подозрительного предмета. Это действительно была стреляная гильза, но его подобное открытие не смутило. Подцепив гильзу авторучкой, майор продемонстрировал её понятым и бросил в полиэтиленовый пакет. Гильза была приобщена к вещдокам.
Потом в домашней аптечке обнаружили упаковку тазепама и две пачки димедрола. Одна пачка была почата. Факт обнаружения тазепама и димедрола внесли в протокол.
Когда Полонский сделал движение, как будто хотел встать, опер прикрикнул:
– Сидеть!
– Я хочу курить.
– Курите здесь.
– Я курю только на кухне, - буркнул Стасик.
– Книги не любят дыма.
– Как хотите...
Дошла очередь и до книг. Глядя как опера небрежно перелистывают книги и бросают их на пол, Стасик курил, и сердце у него обливалось кровью. Две с половины тысячи томов - библиотека, которую он собирал с восемнадцати лет, - это единственное, что у него было и чем он дорожил. Он пытался протестовать, но оперы, несколько раз аккуратно положив их на пол, снова начинали швырять.