Левый берег Дона

Масалов Александр Александрович

– А сегодня мне что делать?

– Пей из унитаза, - посоветовал голос.
– Будешь шуметь - накажем.

"Очень мило, - подумал Стасик.
– С нашими ментами не соскучишься..."

Он оставил кран открытым - на тот случай, если воду дадут - лег на нары и закрыл глаза. Нары были жесткие, но после вчерашней ночи они казались просто двуспальной кроватью с водяным матрасом.

– Встать!
– рявкнул голос из-за двери.
– В дневное время спать запрещено!

Стасик сел, прислонившись спиной к стене.

***

Дынников

запирался недолго. Когда его доставили в Ростов, задержанный по характеру вопросов прикинул, что известно следствию, и из глухой обороны - ничего не знаю, это ошибка, напрасно вы, гражданин начальник, дело мне шьете...
– перешел в нападение:

– Мент хоть жить будет?

– Состояние здоровья нашего сотрудника милиции тяжелое, но стабильное, - сказал Наремба, выделив голосом "сотрудника милиции".
– Выкарабкается, я надеюсь.

– Дай-то Бог... Так вот, гражданин начальник, оговорили меня эти суки. Не были они в "Федерале", когда Лютиков охранников грохнул. Я лишь помог сейф вынести.

– Я могу записывать ваши чистосердечные показания?
– спросил Анатолий Васильевич.

– Пишите. И обязательно уточните, что подследственный Дынников охотно сотрудничает со следствием. Инициатором и главным исполнителем был Лютиков.

– А эти показания вы повторите на очной ставке?

– С кем?

– С Лютиковым, разумеется. Он сейчас в следственном изоляторе. Через час его привезут.

Дынников знал, что приятель успешно свалил на Украину, к родственникам. Даже если хохлы его задержали, так быстро выдать россиянам его не могли. Значит, следователь берет его на понт. Нет у них Лютикова. Никого не привезут через час...

– Конечно, повторю, - с плохо скрываемой радостью сказал Дынников.
– Записывайте.

Наремба достал из стола бланк и щелкнул авторучкой.

– Ваша фамилия, подследственный, имя и отчество?

– Сегодня суббота, гражданин начальник. Вам что, дома не сидится?

– Для вас я сделаю исключение... Кстати, где вы прячете денежные средства, украденные в "Федерале"?

Не тронув ни копейки из своей доли, Дынников положил их в стеклянную банку и закопал в городском саду. Чтобы выкопать через полгода или год и потратить в свое удовольствие.

– Как это - где?
– откровенно забавляясь, спросил он.
– Лютиков должен был вывезти бабки на Украину... Разве он вам это еще не рассказал?!

***

Мобильник зазвонил, когда Кислинский проезжал мимо Дома Офицеров. Инспекторов ГИБДД здесь не было, и Васька поднес телефон к уху.

– Цветочная улица, дом 18, квартира пять, - скороговоркой произнес собеседник.

– Понял тебя. Цветочная улица, дом 18, квартира пять...

Связь тут же прервалась. Кислинский развернулся на Пушкинском

бульваре и поехал вниз, к Дону, где неподалеку от набережной находился "Старый причал". Штырь и Сява пили пиво. Кислинский подсел к ним и спросил:

– А где Витасик?

– В деревню уехал, к родственникам.

– Ладно, - сказал Кислинский.
– Двое - это тоже ничего. Шпалеры с собой?

– Обижаешь, - сказал Штырь.

– Допивайте и поехали. Жду в машине.

Через двадцать минут "ДЭУ эсперо" остановилась у кирпичной "хрущевки". Кислинский навинтил на пистолет глушитель, сунул "пушку" за пояс, вылез из салона и, шагая через ступеньку, поднялся на второй этаж.

Перед квартирой номер пять он остановился.

– Открой дверь, - приказал он Сяве.

Сява со всего размаха пнул ногой в районе дверного замка. Много ли ДСП надо? Короткий грохот прокатился по подъезду и стих, а бригада уже была в квартире.

– Не двигаться, суки!
– заорал Кислинский.

В квартире находились трое: парень лет тридцати, молодая женщина (не красавица, но ничего) и ребенок лет шести. Парень, свалив Штыря ударом ноги в живот, бросился к пиджаку, висящему на вешалке, но Сява догнал его и ударил пистолетом по голове. Парень упал.

– Дверь закройте плотнее, - распорядился Кисляк.

Сява вышел.

– Ты знаешь, кто я?
– спросил Васька, обращаясь к мужчине, лежащему на полу.

– Да.

– Тогда ты знаешь, почему я здесь. Кто тебе заказал Черного?

– Никто. Шерхан - мой брат. Двоюродный.

– Козел ты, а не брат. Шерхан за дело получил маслину. А ты за беспредельщика подписался. Придется ответить.

Ребенок вдруг громко заплакал.

– Заткни своего выблядка, - сказал Кислинский, не оборачиваясь. Женщина прижала сына к себе, бормоча что-то успокаивающе.

– Тебе эта сучка нравится?
– спросил Васька Штыря.

– Ничего, - был ответ.

– Тогда вые... её.

– Не, - сказал Штырь.
– У меня сегодня не сексуальный день.

– Тогда замочи.

– Не надо, прошу вас, - забормотала женщина, судорожно прижимая к себе сына.
– Я сделаю все, что вы захотите.

– Заткнись!
– сказал муж негромко.

Васька ударил его пистолетом по голове и приставил глушитель к коротко стриженному затылку.

– Ну, это можно, - сказал Штырь.

Он неторопливо взял с дивана атласную подушку, прижал к стволу и выстрелил. Женщина упала. Ребенок с ужасом уставился на мать и снова заплакал.

Вернулся Сява.

– Убери свидетеля, - приказал ему Кисляк.
– Без шума. Чеченского галстука хватит.

Сява усмехнулся и достал из кармана нож. Мальчик, громко рыдая, побежал на кухню.

– Стой, паскуда!
– закричал Сява, метнувшись следом.

Плач стих.

– Какой же ты мужик, - сказал Васька, - если свою семью защитить не смог?