Либерия

Введенский Евгений

— Он пошел прилечь.

— Обычно у этого мальчика рабочее время начинается после десяти часов вечера, — усмехнулся Шимон. — Но сегодня мне понадобится его помощь.

Он повернулся, распахнул дверь и пошел в дом, крича громко и нараспев — как мама, зовущая из окна своего малолетнего сына, который заигрался с ребятами во дворе:

— Ге-на! Ге-е-на-а! Vaffanculo! Ге-е-на-а!

Однако разбудить Гену было непросто. Сначала Шимон вежливо стучал по двери Гениной комнаты костяшками пальцев, ласково предлагая ему "открыть глазки" и "на минутку выглянуть в окошко". Каждый раз Гена отвечал, что уже встает

и сейчас выйдет, но затем, видимо, снова засыпал. Шимон ждал несколько минут на диване в гостиной, нетерпеливо поглядывая на стенные часы, а потом вскакивал со своего места и снова начинал стучать в дверь, с каждым разом все громче и настойчивей. Я наблюдал за происходящим с вялым интересом, поедая бутерброды с ветчиной и сыром.

Через двадцать минут после начала осады Шимон решил пойти на решительный штурм: хрипло ругаясь на иврите, он подбежал к двери Гениной комнаты и стал изо всех сил молотить по ней кулаком. Расшатанный этим кавалерийским напором замок вывалился из гнезда и с глухим стуком покатился по дощатому полу внутри комнаты. Дверь медленно, со скрипом открылась, и перед нами предстал заспанный Гена; слегка приподнявшись с постели, он смотрел на нас с крайне недовольным видом.

— Ну что случилось? Почему нельзя поспать? — спросил он обиженно.

— Гена!— возмущенно воскликнул Шимон, вошел внутрь и закрыл за собой дверь.

Некоторое время они переругивались на иврите; затем Гена вышел из комнаты с возмущенным выражением лица и направился во двор. В одной руке он держал зажженную сигарету, а в другой — телефон.

Через минуту с улицы послышался его голос:

— Привет, папа. Нормально дела, работаем. Ну, какие новости... Работаем... Слушай, па, нам сейчас срочно деньги нужны. Сегодня. Рабочим платить и другие расходы. До закрытия банка пару часов осталось. Ага, объясни, что срочно. Ну, хоть сколько. Пусть по "Вестерн Юнион" на меня отправит, сколько сможет. Перезвони, когда будешь знать, ладно? Нет, не курю я. Просто дышу так. Здесь жарко, тяжело дышать. Да не курю я, сказал ведь. Ага, маме привет. Пока.

ГЛАВА 6

Вскоре Гене перезвонили и сказали, что деньги отправлены. Нужно было торопиться в банк, но Гена заявил, что голодным никуда не поедет, и пошел на кухню жарить яйца с беконом. Шимон хрипло ругался на иврите, с трудом сдерживаясь, чтобы не наброситься на него с кулаками. Полуголый Гена тем временем стоял у плиты и невозмутимо добавлял в сковороду специи и соусы.

— Я Шимону сказал, что на этом корыте не поеду, — объяснил мне Гена суть их спора, кивая в сторону окна, сквозь которое был виден блестящий на солнце черный джип. — Там же кондиционер не работает! Сейчас в городе пробки. Пока до банка доберемся, заживо зажаримся. Эту машину надо в ремонт отдать.

— Тогда как мы поедем?

— Я сказал Огастесу, чтобы нашел мне мотоцикл, — ответил Гена. — Кстати, я только что отдал Лаки в стирку свою одежду и постельное белье. Ты что-нибудь стирать будешь?

— Лаки говорила, что у нее стиральный порошок кончился, — вспомнил я.

— Не обращай внимания, — зевнул Гена. — У них постоянно все кончается и ломается. На этот случай я храню у себя в комнате несколько пачек стирального порошка. Так ты будешь что-нибудь в стирку отдавать?

—

Ну, — задумался я. — Разве что носки...

— Да уж, после этой твоей, как ее там, это будет не лишнее. У нее вполне могла быть какая-нибудь зараза на ногах.

Мои носки лежали в комнате на полу. Беларусского производства, темно-серые, с ромбиками, растянутыми резинками и протертые на пальцах. За последние несколько дней на их долю выпало немало опасностей. Их могли снять с меня ночные грабители, да и Сусу могла их утащить с собой. Практической ценности они на данный момент для меня не представляли: кроссовок у меня уже не было, а со сланцами носки не поносишь. Однако они были дороги мне как напоминание о том недавнем, безвозвратно ушедшем времени, когда я был счастливым обладателем пары удобных спортивных вездеходов.

Вскоре Огастес пригнал во двор потрепанный китайский мотоцикл. Гена сел за руль, я устроился на заднем сиденье. Шимон, нахмурившись и недоверчиво приподняв брови, глядел на нас с крыльца и неодобрительно качал головой. Гена нажал на газ, и мотоцикл вынес нас за ворота, вклинившись в густую массу людей на улице, наполненной до краев оглушительным городским шумом.

На наковальню темно-красного латерита раз за разом шумно падал раскаленный солнечный молот, озаряя кривые улочки либерийской столицы зловещим ядовито-желтым светом. Африканцы, с густой испариной на коже, обожженной палящим солнцем, устало склоняли головы под невыносимой тяжестью гигантского атмосферного пресса, состоявшего из горячего влажного воздуха и ослепительного света.

Бродячие продавцы с заунывными хриплыми криками толкали перед собой деревянные тележки, на которых были свалены в кучу товары широкого потребления: кокосы, магнитофонные кассеты, газеты, печенье, поношенная одежда и обувь. Женщины, обернутые вокруг туловища цветными тканями, несли на головах пластиковые мешки с углем, тазы с грязными клубнями, спортивные сумки. Худые дети, одетые в гигантские, не по росту, майки, весело прыгали через канавы и рылись в мусорных кучах. Гене приходилось постоянно сигналить, чтобы сонные, неторопливые люди успевали отпрыгнуть в сторону.

Полчаса спустя мы подъехали к серому бетонному зданию, стены которого были украшены следами от автоматных очередей. У входа, под грязно-белой вывеской "Всеафриканский банк", дежурила целая толпа калек, которые при нашем появлении пришли в движение и устремились к нам, опираясь на костыли или же приветственно помахивая обрубками рук. Через мгновение они окружили нас плотным кольцом, наперебой прося дать им хоть что-нибудь, предлагая посторожить мотоцикл или оказать другие услуги. Калеки источали такую оглушительную вонь, что я невольно зажмурился и сжал ладонями виски.

Лопоухий паренек обхватил мой локоть двумя культями и, щербато улыбаясь, гнусаво заорал мне в ухо:

— Белый человек, помоги инвалиду войны!

Два охранника в темно-синей униформе грубо отпихивали калек в сторону, прокладывая нам дорогу; те в ответ надрывно орали хриплыми голосами и яростно размахивали костылями над головой, угрожая проломить охранникам головы, раздробить ребра и затем вволю поиздеваться над их бездыханными телами.

Благодаря охранникам мы кое-как прорвались сквозь эту зловещую толпу, торопливо поднялись по ступенькам и вошли в банк.