Либертарианство: История, принципы, политика

Боуз Дэвид

Нам очень повезло, что рыночный процесс настолько жизнеспособен, что может продолжать развиваться и координировать производство, несмотря на все бремя налогов и государственного регулирования. Однако издержки все же имеются. Возьмем для примера хотя бы замедление роста выработки на одного работника в США (а соответственно и замедление экономического роста), случившееся в начале 1970-х годов главным образом по причине резкого повышения налогов и усиления государственного регулирования в 1960-1970-е годы: сегодня средний американец мог бы быть на 40 процентов богаче, если бы производительность продолжала повышаться теми же темпами, что и в течение предшествующих 25 лет. 40-процентное увеличение богатства и доходов, возможно, не произведет особого впечатления на преуспевающих людей (хотя я, безусловно, хотел бы видеть новые

технологии и продукты, которые были бы частью этого увеличения), однако такой рост несомненно сделал бы жизнь малообеспеченных американцев заметно лучше.

Каждый новый налог, каждое новое предписание делают собственность чуть менее защищенной, чуть больше концентрируют власть, чуть снижают стимул создавать богатство и способность нашего общества адаптироваться к переменам. Как однажды выразился Адам Смит по другому поводу, “в стране полно всяких развалин” [39] , однако жизнеспособность гражданского общества не беспредельна.

Что видно и чего не видно

Все предложения по вмешательству государства в экономику подразумевают ловкость рук. Подобно фокуснику, политик, предлагающий налог, субсидию или программу, стремится, чтобы избиратели смотрели только на его правую руку и не замечали, что делает левая.

39

Во время Войны за независимость в США американские войска окружили у города Саратога и 17 октября 1777 г. заставили капитулировать английскую армию под командованием генерала Бургойна. Сообщая это известие Адаму Смиту, сэр Джон Синклер выразил глубочайшее опасение, что Великобритания разрушена. “В стране полно всяких развалин”, - мирно отозвался Смит. (Rae /. Life of Adam Smith. N. Y.: Augustus M. Kelley, 1965. P. 343.)

В середине XIX века Фредерик Бастиа написал блестящее эссе [40] , вдохновившее Генри Хэзлита написать бестселлер “Экономическая наука в одном уроке”. Как пишет Хэзлит: “Всю экономическую науку можно свести к единственному уроку…: искусство экономической науки — умение предвидеть не только краткосрочные, но и долгосрочные результаты применения любого закона или осуществления любого политики; оно состоит в определении последствий этой политики не для какой-то одной группы, а для всех” (курсив в оригинале. — Д. В.).

40

“Что видно и чего не видно” (см.: Сэй Ж-Б., Бастиа Ф. Трактат по политической экономии. Экономические софизмы. Экономические Гармонии. М.: Дело, 2000. С 131–159).

Бастиа и Хэзлит начали свои книги с рассказа о разбитом стекле. В небольшом городке подросток разбивает витрину магазина. Вначале все называют его вандалом. Но затем кто-то говорит, что, в конце концов, кто-то должен будет поставить новое стекло. Деньги, которые владелец магазина заплатит стекольщику, позволят последнему купить новый костюм. Затем портной сможет купить новый стол. По мере циркулирования денег все население городка сможет получить выгоду от вандализма мальчика. Видно деньги, циркулирующие из-за замены витрины; не видно того, на что пошли бы эти деньги, не разбей мальчик витрину. Владелец магазина мог либо добавить их к инвестиционному капиталу, чтобы позже наслаждаться более высоким уровнем жизни, либо потратить на потребление. Возможно, он купил бы новый костюм или новый стол. Город не стал богаче; сообщество было вынуждено потратить деньги на замену уже существовавшей витрины вместо создания нового богатства.

Абсурдность данного заблуждения, выраженного в такой простой форме, очевидна. Кто станет утверждать, что разбитая витрина могла принести пользу обществу? Однако, как отмечали Бастиа и Хэзлит, газеты ежедневно сообщают нам о примерах подобного заблуждения. Наиболее яркий из них — материалы, обязательно появляющиеся спустя два дня после стихийного бедствия. Да, ураган Эндрю был ужасен, рассуждают люди буквально через день, но подумайте, сколько будет создано рабочих мест в строительстве, чтобы заново построить разрушенные дома и заводы.

Заголовок одной статьи во флоридской газете гласил: “Ураган Эндрю. Хорошие новости для экономики Южной Флориды”. Washington Post сообщала, что Япония думает о строительстве новой столицы на новом месте, чтобы перенести ее из Токио. В пользу этой идеи, наверное, можно найти веские аргументы, но не такой: “Сторонники проекта утверждают, что новая столица встряхнет вялую экономику Японии. Этот масштабный строительный проект создаст много рабочих мест и окажет влияние на всю экономику страны”. Безусловно окажет, однако в обоих случаях мы должны посмотреть на то, что не видно. Ураган разрушает реальное богатство общества — дома, заводы, церкви, оборудование. Капитал и труд, которые идут на их восстановление, не используются для создания дополнительного богатства. Что касается строительства новой столицы, то оно создаст столько же рабочих мест, сколько строительство пирамид; но если для строительства новой столицы нет достаточных причин, то капитал и труд будут отвлечены из сфер, где нашли бы более продуктивное применение.

К этому же классу заблуждений относится утверждение, что послевоенный рост в Западной Германии и Японии объясняется не тем, что в этих странах были более низкие налоги и более свободные рынки, чем у некоторых из стран-победительниц, а тем, что их промышленность была разрушена и они построили более современные заводы. Насколько мне известно, те, кто делает подобные заявления, никогда не предлагали бомбить, скажем, английские или французские заводы для стимулирования экономического роста во Франции и Великобритании.

Заблуждение в отношении разбитого окна имеет гораздо более широкое приложение:

• Каждый раз, собираясь строить стадион для команды высшей лиги, владельцы которой, как правило, являются миллиардерами, местные политики предлагают обложить жителей города дополнительным налогом; в правой руке они держат обещание, что повышение деловой активности с лихвой окупит потраченные деньги. Однако они не хотят, чтобы вы смотрели на содержимое левой руки — рабочие места и богатство, созданные за счет денег, которые люди потратят, если они не будут отняты посредством налога на строительство стадиона.

• Когда федеральное правительство предоставило корпорации Chrysler гарантии по кредиту в размере 1,5 млрд долларов, газеты писали, что эта мера была успешной, поскольку автомобильной компании удалось удержаться на рынке. Однако они не сообщили — и не могли сообщить о том, что не было видно: о домах, которые не были построены, о предприятиях, которые не были расширены, о кредитах, которые не смогли получить другие люди из-за того, что государство направило дефицитные сбережения в Chrysler.

• С начала Промышленной революции людей не перестает беспокоить, что автоматизация уничтожает рабочие места. В 1945 году первая леди Америки Элеонора Рузвельт писала: “Сегодня мы достигли момента, когда трудосберегающие технологии являются благом только в том случае, если они не лишают человека работы”. Однако в этом случае вряд ли можно было бы сэкономить труд. Гуннар Мюрдаль, который вообще-то получил Нобелевскую премию по экономике, писал в 1970 году в книге “Проблема мировой бедности”, что в слаборазвитых странах не следует внедрять трудосберегающие технологии, поскольку это “сократит спрос на рабочую силу”. Безусловно, автоматизация сокращает спрос на определенный вид труда, но она высвобождает труд, который может использоваться где-то еще. Чем меньше ресурсов используется для производства товаров, тем больше товаров производится: больше одежды, больше домов, больше прививок, спасающих детские жизни, больше продуктов питания для людей, страдающих от недоедания, больше водоочистительных станций для борьбы с холерой и дизентерией.

Любой план по созданию рабочих мест, предусматривающий увеличение государственных расходов, означает, что для финансирования проекта с людей будут взимать дополнительные налоги. Таким образом, деньги, потраченные государством, не будут потрачены заработавшими их людьми на проекты, которые выбрали бы они сами. Телекомпании могут посылать репортеров снимать людей, получивших рабочие места или услуги в результате реализации государственной программы; однако они не смогут найти людей, которые не получили работу из-за того, что для оплаты этой видимой государственной программы у каждого члена общества было отнято немного денег.