Лидия. Головная боль академии
Шрифт:
– Зачем ты меня спасла, Лия? Я хотел умереть и очень расстроился, когда очнулся здесь.
– Не неси чушь. Ты ещё легко отделался, так что давай не скули. В участке я всю вину свалила на твоего придурошного дядьку, якобы он, прознав, что я герцогиня, заставлял тебя жениться на мне. Впрочем, так всё и было. И я ценю, что ты отказался от обмана.
– Я чуть было не согласился... – признался он. – Во мне боролись желание заполучить тебя любой ценой и здравый смысл.
– Рада, что здравый смысл победил. Ваша затея
– Теперь знаю. Я облажался по полной, Лия. Я тебя люблю. До одури. От одной мысли о тебе голову захлёстывают гормоны, и я не могу думать ни о чём другом, не могу ничем заниматься. Понимаю, что потерял тебя навсегда, и от этого хочется сдохнуть.
– Да уж, ты упустил крупную рыбу. Но я не единственная девушка в этом мире. Уверена, ты быстро найдёшь, кем утешиться.
– Ты просто не бывала в моей голове.
– Давай не будем усложнять. Вчера я дала показания в защиту тебя. Ты свободен и продолжишь учиться в академии. С тебя сняты все обвинения. Это тебе прощальный подарок от меня. Живи да радуйся.
Ромери медленно покачал головой, а по щекам потекли слёзы. Он небрежно вытер влагу с лица и отвернулся, чтобы не смотреть на меня.
А теперь пора сообщить главную новость:
– Папа забирает мои документы из академии, – не пощадила я его чувств.
– Что? – Ромери подскочил на постели. – Нет!!! – в светло-карих глазах застыл ужас, словно надо мной зависла секира и вот-вот ударит со страшной силой.
– Увы. Он согласился дать мне отсрочку, чтобы я закончила первый курс, но при условии, что ты поклянёшься не разглашать моё имя. Если слух о том, кто я, расползётся по академии, меня сразу же заберут.
– Кинжал есть? – без лишних слов спросил он.
Я молча кивнула и дала ему оружие.
Спустя минуту богиня Лорена приняла клятву, что Ромери никому и никогда не проболтается о том, кто я такая.
Ну, вот и всё.
Я забрала кинжал и собралась уйти, но Ромери окликнул меня.
– Лия? Можно обнять тебя в последний раз?
– Нет. Последний раз уже был, – ответила ему и вышла.
Отголоски его боли передались и мне. Я шла и плакала.
Не знаю, может, просто слишком много всего навалилось: проблемы с инкогнито, не к месту взыгравшая эмпатия, подвешенные в воздухе планы на будущее...
Так. Что-то я расклеилась. Надо взять себя в руки, а то нос и глаза опухли. Хорошо, что в коридоре темно, и никто не видит, как я лью слёзы.
Стоп! А почему в главном коридоре госпиталя пусто? И запах какой-то странный. Меня уже шатает, как пропоицу, и это явно не от слёз. Не могу точно определить, что за вещество, нос-то заложен. Проклятье! Похоже на дурман...
Вдруг картинка перед глазами поплыла, а я рухнула навзничь. Последней мыслью было: «Как же так? В городском госпитале! Посреди бела дня!»
***
Страшно.
Страшно, что папа узнает об этом моём
Ну уж нет!
Я очнулась минут пятнадцать назад с тупой головной болью после отравления газом.
Времени даром не теряла, осматривая помещение и путы, которыми меня обездвижили.
Что могу сказать? – засада. Жирная такая опа.
Меня заперли в подвале с затхлым застоявшимся воздухом. Окон, естественно, нет. Лишь заросшая грязной паутиной сетка давно засорившейся вентиляции.
Судя по бледно-голубой прямоугольной кафельной плитке на стенах, я всё ещё в городском госпитале. Мои догадки подтвердил бачок в углу около массивной стальной двери с небрежной, в потёках, красной надписью «отх. кл. А подв.», что я расшифровала как «отходы класса А подвал».
Значит, похитили меня работники этого унылого заведения.
В коморке три на три я лежала одна. На руках и ногах у меня чернели тяжёлые антимагические кандалы. А чтобы я не гремела цепями по комнате, меня пристегнули к койке поперечными кожаными ремнями.
В общем, на бочок не перевернёшься, а ходить можно только под себя.
Тусклое больничное освещение стало наглядным примером того, что тоска бывает не только зелёная, но и трупно-голубая и тошнотворно-серая.
Про тошноту я очень некстати вспомнила. Меня мутило с каждой минутой всё сильнее. Грёбаное отравление! Если бы не антимагические кандалы, я уже давно исцелила бы себя и наваляла похитителю.
Одно радует: ноги-руки-голова целы, а значит, с этим уже можно работать.
Думай, Лидия, думай...
Папуля был прав: на меня охотились. Правда, подозрительно, что меня похитили почти сразу после спора с папой. Уж не он ли припугнул строптивую дочь?
Нет, вряд ли. Он, конечно, гоняет меня на тренировках в хвост и в гриву, но на такую подставу не способен.
Так что это либо подельники пожизненно упечённого за решётку Гвидо, либо мои коллеги по котлу – зельевары. А что? Второй вариант наиболее логичный: в госпитале как раз целый штат зельеваров, и не удивительно, что ради дополнительного заработка они барыжат склянками вне стен учреждения.
Сволочи! Вот выберусь и полетят эти задницы со своих должностей!
– Э-э-эй! – закричала я. – Кто-нибудь!
Конечно, кричать – не лучший вариант, потому что похитители могут прийти и вставить мне кляп. А я, знаете ли, не люблю, когда у меня во рту грязная вонючая тряпка.
Но лежать куколкой и ждать, пока тело затечёт окончательно или я превращусь в бабочку, тоже не вариант. Поэтому:
– Я писать хочу! Кто-нибудь отведите меня в туалет!
Я горланила минут пять, пока не пришёл мужик ростом два метра и метр в ширину. Ещё больше похожим на шкаф его делал коричневый фартук из грубой кожи.