Лидия
Шрифт:
— Но не чувства, — сказал я.
В это же мгновение раздался тяжёлый раскатистый грохот — всё вокруг затряслось, ослепительный свет на секунду погас, лишив нас зрения, а потом разгорелся вновь, вздрагивая и мерцая, как будто во всём комплексе закоротило проводку.
Комната тряслась, её разрывало на части.
Я отшатнулся назад, всплеснув руками, чтобы не упасть. Таис вскрикнула, кинулась к двери, пальцы её скользнули по уродливой бронированной панели, и тут же ещё один мощный толчок отбросил
Странный прибор ударился о металлический пол, звякнул и завертелся, как юла. Краем глаза я заметил, как от него отлетела какая-то деталь. Я дёрнулся вперёд, чтобы схватить пульт, но наступил на свой обкусанный бутерброд и повалился на пол.
Свет снова погас.
Мы лежали в темноте. Я шарил руками по холодному полу в поисках устройства, которое выронила Таис, не решаясь встать, как если бы был уверен, что в тот самый момент, когда я поднимусь на ноги, сокрушительные подземные толчки возобновятся, и вся комната расколется, как хрупкая скорлупа, вывернется на изнанку.
Я слышал, как тихо всхлипывает в темноте Таис; наверное, она сильно расшиблась, когда упала на пол.
— Таис! — позвал я. — Что это, чёрт подери? Землетрясение?
Таис резко замолчала. Я встал на колени и пополз в темноту — в ту сторону, откуда только что слышал её плач. Я совсем ничего не видел — даже глазок камеры над дверью погас.
— Что это… — пробормотал я. — Что здесь творится?
Где-то высоко над головой раздались резкие металлические щелчки — кто-то пытался включить мёртвую обесточенную машину.
— Таис! — снова позвал я.
Освещение включилось — в глаза мне ударил прожекторный свет, и я невольно отпрянул назад, как от удара. Несколько секунд я не видел ничего, кроме белой пустоты. Потом передо мной появилась Таис — она медленно поднималась на ноги, бережно придерживая левый локоть правой рукой.
— Извини… — пробормотал я.
Таис посмотрела на меня так, словно не могла узнать, а потом быстро стрельнула глазами куда-то в сторону, за мою спину.
Пульт!
Я обернулся. Таис, тут же забыв о разбитом локте, бросилась на пол. Я тоже потянулся за пультом, но было уже поздно — Таис уже схватила его и вставила вперёд как оружие.
— Не двигайся! — приказала она.
— Таис! — Я потянулся к ней. — Лида!
Она тут же конвульсивно сжала пульт в руке. Я обречённо улыбнулся и закрыл глаза, но — ничего не происходило. Внутри пульта что-то ритмично пощёлкивало, Таис нервно трясла его в руке, однако имплантат в моём плече не активировался. Устройство было разбито.
— Так, — сказал я, поднимаясь; она смотрела на меня с ужасом, всё ещё нажимая на кнопку. — Значит, ты говоришь, за нами следят, и в любую секунду…
В этот момент в моё правое
45
Лида исчезла из сети, не отвечала на сообщения и звонки, и в моей жизни без неё образовалась пустота, которую я не мог ничем заполнить. Я искал спасения в учёбе, хотя сам уже не был уверен в том, что действительно хочу поступить летать на кораблях.
Всё изменилось, как говорила Лида.
О войне почти ничего не писали, молчали, точно от страха сболтнуть лишнее, даже официальные каналы, а в институте началась предполётная подготовка — три раза в неделю нас отвозили в похожий на бомбоубежище комплекс, где с помощью центробежного ускорения имитировались взлётные перегрузки.
А ещё нас заставляли надевать костюмы, которые стискивали тело так, что начинало темнеть в глазах.
Виктор переносил все испытания спокойно, а я после каждой экзекуции едва стоял на ногах. На старших курсах вновь ходили слухи, что многих исключают по результатам предполётных подготовок, и я всерьёз думал, что скоро попаду в чёрные списки.
Как-то, после особенно мучительного аттракциона с центрифугой, когда я сидел в раздевалке, раздевшись по пояс и беспомощно уставившись перед собой, Виктор панибратски хлопнул меня по плечу и сказал:
— Ну, как? Не жалеешь, что не стал переводиться?
Мы не разговаривали несколько дней, и я всё это время пытался найти Лиду — звонил на её номер, писал сообщения по сети. Она не отвечала. Казалось, что уже и не существовало вовсе — по крайней мере, не в том мире, в котором я тогда жил.
Виктор сам пошёл на мировую и заявился ко мне в общежитие с ящиком дешёвого пива. Поначалу я даже не хотел его пускать, но потом передумал — видимо, мне просто хотелось выпить.
— Половина курса стонет от этих предполётных, — сказал он, открывая первую бутылку. — А первая практика уже, считай, через полгода.
— Ты как всегда обо всём знаешь, — сказал я.
Виктор поставил бутылку на пол.
— А о чём тут можно не знать? — сказал он, картинно всплеснув руками. — Ты тут просто уже это… в отшельника превратился. Не знаешь, кстати, что на неделе с параллельной группой было?
— И что было? — спросил я.
— Ну, как что, — ответил Виктор. — Скорую вызывали. Так что у тебя ещё на самом деле…
Он поднял бутылку, из горла которой уже вываливалась рыхлая пена, и поднялся на ноги.