Лидия
Шрифт:
— Таис, — повторил я, уставившись перед собой, — ты всё ещё там?
В камере было тихо; я даже не слышал, как шипит воздуховод на стене.
Я поднял с пола пакет, взболтнул содержимое и сделал ещё один глоток. Тёплый ком поднялся у меня по горлу, я попытался унять тошноту, но уже через секунду меня рвало белесой жижей.
Я прокашлялся, посмотрел на пакет, а потом швырнул его изо всех сил в другой конец комнаты. Суспензия расплескалась по полу, а пакет грузно ударился о стену, отскочив к унитазу.
— Я больше не буду
Камера бесстрастно смотрела в стену над кроватью.
— Таис! — крикнул я. — Или тебе уже всё равно? Ты слышишь? Мне надоело! Таис!
Под потолком что-то зазвенело — как неисправный громкоговоритель, разучившийся воспроизводить человеческую речь, — однако мне по-прежнему никто не отвечал. Ярко горел белый безжизненный свет. Стояла тишина.
47
В конце осени пугающее молчание в соцветии неожиданно завершилось, и в новостной ленте стали появляться десятки сообщений о войне. Поводом послужила гибель грузового судна, которое возвращалось на Землю с Меркурия и было, как утверждали официальные каналы, атаковано кораблём сепаратистов. Бержа успела послать в центр управления сигнал SOS, а также данные сенсоров, после чего связь оборвалась. Это был первый случай с начала конфликта, когда сепаратисты уничтожили гражданское судно, не имевшее никакого вооружения на борту.
В соцветии, впрочем, писали не только об этом.
Чья-то очевидная провокация — что сепаратисты якобы готовят вторжение на Землю, собирая флот ни где-нибудь, а с тёмной стороны Луны — была бездумно скопирована в свои ленты десятками студентов. Рассказывали и о том, что мятежники захватывают экипажи гражданских кораблей в плен и пытают их, чтобы взломать нейросеть. Писали даже, что они умудрились, вопреки заверениям военных, захватить крейсер с нашими опознавательными кодами, несущий полсотни ядерных боеголовок, и Земле теперь не избежать праведного возмездия.
Это было похоже на истерию.
Казалось, что большинство подобных новостей выдумывались просто на ходу, экспортом, и публиковались в соцветии исключительно с целью поразить читателей. Комментарии к записям состояли из бесконечных "о, ужас!", "что же теперь делать?", "я всегда знал (или знала), что это случится".
Спустя несколько дней к делу подключилась цензура.
Руководство института всегда с некоторой небрежностью относилось к тому, что пишут студенты в соцветиях, однако из-за этого непрекращающегося потока чудовищных фальсификаций решило изменить свою политику. Появились модераторы, сотни сообщений безвозвратно удалялись из лент, а пользователи блокировались. Открыв как-то суазор, я обнаружил в соцветии пустую новостную ленту — страшные истории о мятежниках были ревностно вычищены, а писать о чём-то другом все неожиданно разучились.
Дня два или три я наблюдал эту странную отталкивающую картину —
Потом неожиданно появилась одна заметка:
"Первый пассажирский рейс за долгое время", — и на удивление удачный снимок взлетающего из пусковой шахты корабля, похожего на огромную межконтинентальную ракету с длинным хвостом из чёрного тяжёлого дыма.
"Первый твой пост за несколько месяцев", — ответил я. — "Я уж начал думать, что тебе доступ закрыли".
Лида ответила только на следующий день:
"Доступ ещё открыт", — написала она.
Мы встретились в субботу.
Лида сама предложила поехать загород на машине, и я снова потратил почти все свои свободные деньги, арендовав на весь день роскошный представительский лимузин, хотя на сей раз были варианты подешевле и попроще.
Я заехал за Лидой утром, ни разу не заблудившись, благодаря деликатным и своевременным советам автомобильного навигатора. Лида спустилась через пару минут после того, как я ей позвонил, улыбнулась мне и подставила для поцелуя щеку. Она нарядилась уже совсем по-зимнему — в тёплый свитер и длинное тёмно-бордовое пальто; волосы её скрывала вязаная шапочка, натянутая на самый лоб. Я едва узнал её в этой одежде; казалось, мы не виделись несколько лет.
Я попытался обнять её, она на секунду прижалась ко мне, но тут же отстранилась и посмотрела на автомобиль.
— Красивый, — сказала она. — Ты ведь брал такой же в тот раз?
— Насколько я помню, да, — сказал я.
Мы выехали на эстакаду. Навигатор вежливо подсказывал нам дорогу, подсвечивая на лобовом стекле повороты. Лида стянула с головы шапочку и принялась расчёсывать волосы, откинув голову назад и закрыв глаза.
— Холодно сегодня, — сказала она. — Я даже пожалела, что мы решили поехать… Я тут просто простыла недавно.
— Простыла? — спросил я.
— Да, — Лида виновато поджала губы. — Но всё уже прошло. Почти.
— Гулять на ветру, наверное, всё равно не стоит, — сказал я. — Но мы ведь в машине, можно вообще не выходить.
— Тогда это будет совсем не интересно, — улыбнулась Лида.
Через полчаса мы подъехали к границе города, где встали в пробку. Навигатор вывел на лобовое стекло карту дорог, где все ближайшие развилки были подсвечены красным.
— Средняя скорость движения — два километра в час, — прозвучал приятный синтетический голос.
— Все хотят уехать из Москвы сегодня, — сказала Лида.
— Да…
Я нервничал, как на первом свидании. Мои руки на руле вспотели, и я незаметно вытер их о брюки. Кто-то раздражённо засигналил сзади, я вздрогнул и проехал немного вперёд, пропуская выруливающую со двора машину.
— Как в институте? — спросил я.
— Да никак, — ответила Лида. — Всё… как обычно. Учёба. Много заниматься приходится — перевели хоть и без потери курса, но программы-то разные. Надо навёрстывать. Вот взяла факультативы.