Лидия
Шрифт:
Я поцеловал её.
Где-то вдалеке, на границе моего зрения, раздалась ещё одна вспышка. На секунду Лида ответила на мой поцелуй, её язык скользнул по моим губам, она судорожно вздохнула, тело её стало мягким, податливым, подчиняясь моим рукам, но потом она вдруг дёрнулась, словно её ударило током, и плотно сжала губы.
Лида попыталась оттолкнуть меня, но я не отпускал.
Земля под нами тряслась.
— Нет! — прохрипела Лида, отворачиваясь.
Я целовал её
— Не надо!
Лида вырвалась. Она стояла, отвернувшись, прикрывая лицо рукой. Ветер разносил по бесцветному небу тяжёлые облака отработанного газа. Лида вытерла губы рукавом пальто.
— Не смей! — прошипела она.
— Я люблю тебя, — сказал я.
— Нет! — Глаза у неё сверкнули. — Ты сделал свой выбор! Ты…
Она готова была заплакать.
— Но… — дрожащим голосом сказал я.
Я сделал лишь шаг по направлению к ней, но она тут же попятилась от меня, запустив правую руку в карман.
— Но, Лида… — прошептал я, едва сдерживая слёзы. — Я…
46
Я ничего не ел уже очень долго — наверное, несколько дней. Вокруг унитаза валялось несколько пакетов с суспензией; последний я даже не открывал. Голода я не чувствовал, однако колени у меня подгибались, стоило мне лишь несколько минут постоять посреди комнаты.
Большую часть времени я сидел на кровати или в тёмном углу.
Свет по-прежнему слепил глаза. Таис больше не приходила ко мне, чтобы сделать свои болезненные уколы, дребезжащий голос с потолка не давал мне бессмысленных указаний, и лишь по-прежнему невозмутимо светился красный глазок камеры у двери.
Когда очередной пакет с суспензией вылетел из люка и шлёпнулся на пол неподалёку от меня, я даже не шелохнулся. Я сидел на металлическом полу, уже не чувствуя холода, и безразлично смотрел на белый пакет, помявшийся с одного края от сильного удара. Глаза болели от света, всё вокруг затягивала дрожащая серая рябь, как перед обмороком, и белый пакет, попав в слепое пятно, медленно растворялся в пропитанном хлором воздухе.
— Встаньте! — прозвучал синтетический голос.
Я продолжал сидеть.
— Поднимитесь на ноги!
Я прикрыл ладонью глаза, а потом посмотрел, щурясь, в пустой сверкающий потолок и усмехнулся.
— Вам нужно поесть, — сказал срывающийся на нервный звон голос. — Пожалуйста.
— Таис? — спросил я. — Таис, если это ты…
Я попробовал подняться, упираясь о горящую стену, но рука моя соскользнула, и я осел на пол.
— Если это ты… — сказал я. — Я же говорил тебе — я больше не буду жрать это дерьмо. У меня от него… несварение желудка.
—
— Мне кажется, у меня уже нет сил, чтобы подняться, — сказал я. — Наверное, это потому, что я давно не ел.
Я хотел рассмеяться, но вместо этого закашлялся и согнулся, как от удушья, прижимая руки к груди.
Белый пакет на несколько секунд вновь появился на полу.
Под потолком что-то зазвенело, и голос замолк, сдавшись.
— Темнота… — прошептал я, с трудом сдерживая кашель. — Если ты меня ещё слышишь, Таис, то всё, что мне сейчас нужно — это…
Раздался тяжёлый металлический грохот, комната закачалась, как при землетрясении, а стены на мгновение засверкали так ярко, что из моих глаз брызнули слёзы. Я прижался к стене, выставив вперёд руки, защищаясь от этого безудержного шума и света.
Послышался чей-то голос — настоящий, живой, не искажённый модулятором.
Таис!
Я попытался встань, но снова поскользнулся и свалился на пол.
Когда я пришёл в себя, то сидел на затянутой целлофаном кровати. Передо мной стояла Таис.
— Тебе лучше? — спросила она.
— Не знаю, — прохрипел я. — Но я всё ещё жив, так что…
Таис покачала головой.
— Ты решил уморить себя голодом? — спросила она. — Хорошо придумал, ничего не скажешь. Мне казалось, что ты…
Таис отвернулась.
— Ну, почему же уморить… — сказал я. — Просто я не могу больше глотать эту вашу дрянь из белых пакетов. Она у меня наружу лезет.
— Обычный паёк, — сказала Таис. — Ты же служил на Ахилле.
Она подняла с пола поднос, на котором лежал бутерброд из двух ломтиков угловатого, чёрствого на вид хлеба с паштетом или маслом посередине, и коричневая пластиковая чашка с чёрной жидкостью.
— Торжественный обед? — усмехнулся я.
Таис поставила поднос мне на колени.
— У нас тоже… строгий рацион, — сказала она. — Это всё, что я смогла найти.
— Рацион? И после этого вы ещё хотите, чтобы я поверил в то, что это обычная клиника…
— Я никогда не говорила про обычную… — Таис вздохнула, — клинику.
Я осторожно взял за края хлипкую чашку из тонкого пластика.
— Это что? — спросил я. — Кофе?
Таис кивнула.
— Холодный, — сказал я.
— Ну, уж извини, — сказала Таис. — Горячий я тебе… не решилась дать.
Я сделал небольшой глоток и поморщился. Потом откусил от бутерброда — хлеб действительно оказался чёрствым, а паштет не слишком отличался по вкусу от энергетической суспензии. С большим трудом я заставил себя проглотить непрожёванный кусок.