Ликвидация
Шрифт:
– Товарищ Маршал Советского Союза, еще один снимок… Пожалуйста… Для «Черноморской коммуны». Маршал Победы с ребенком на руках. А рядом - руководство области…
Руководство во главе с первым секретарем обкома Кириченко и председателем облисполкома Горловым, не дожидаясь реакции Жукова, поспешно сгруппировалось за его спиной. Появился и ребенок. Это был чисто вымытый по случаю и буквально хрустящий накрахмаленной рубашкой очкастый пионер, подобострастно смотревший на маршала. Гоцман встал рядом с фотокором. Машинально хлопнул себя по карману, но тут же подумал, что курить
– Чуть левее!… Чуть правее!… - бодро командовал фотокор «Черноморской коммуны».
– Алексей Илларионович, я вас так ласково попрошу - вашу знаменитую улыбочку!…
Первый секретарь обкома заулыбался еще шире.
В этот момент через чугунное ограждение перемахнула чумазая маленькая фигурка. Охранник в последний момент успел ухватить пацана за рубашку. А тот огласил окрестности диким криком:
– Дядя Жора! Дя-я-ядя Жо-о-ора-а-а!
– Это что тут за племянник?… - Суровое лицо Жукова разгладила неожиданная улыбка.
– Я - Мишка Карась!
– завывал пацан.
– Я тоже сфоткаться хочу!… Для «Черноморской коммуны»!
– Тащи его сюда!
– рассмеялся маршал. Охранник, пыхтя, приволок Мишку к Жукову. Карась как ни в чем не бывало бойко протянул командующему ладонь:
– Здрасте, дядя Жора!
– Здорово, Мишка Карась!
– Жуков с улыбкой пожал его грязную лапу и обернулся к областному руководству: - Вот каких шустрых мы освободили!…
Лица руководства расплылись от удовольствия. Все улыбались так сладко и кивали так усиленно, что при желании группу можно было принять за дружественную китайскую делегацию.
– А ну, давай с двумя!… - Маршал неожиданно нагнулся и подхватил на руки полуобморочного пионера и Карася.
– Он грязный, товарищ Маршал Советского Союза, - осторожно кивнул на Мишку фотокор.
– А мы всяких освобождали! Отмоем! Снимай!…
Камера щелкнула несколько раз подряд.
Жуков опустил мальчиков на землю, вытер вспотевший лоб. Очкастого пионера тут же уволокли в толпу, а Мишка, уже окончательно освоившись, снова протянул руку командующему:
– Спасибо, товарищ маршал!
– Бывай здоров, Мишка-одессит!
– улыбнулся Жуков.
Сияющий Мишка развернулся было по-строевому на месте, чтобы дать драла, но тут его сгребла за ворот твердая, уверенная рука. Задрав голову, Мишка с тоской убедился в том, что рука эта принадлежала Гоцману.
– Возьмите, товарищ Маршал Советского Союза…
На ладони Гоцмана лежала красивая, с позолотой «омега» на кожаном ремешке, извлеченная из Мишкиного кармана.
Жуков взялся за запястье - пусто.
– Чисто сработано… - Маршал взял с ладони Гоцмана свои часы и, хмыкнув, протянул их Мишке: - Ладно. Дарю.
Все замерли, провожая глазами удалявшегося командующего, а начальник контрразведки округа полковник Чусов бросил одному из подчиненных:
– Разберитесь.
Офицер, козырнув, взял было Мишку за шиворот, но его мгновенно сгреб в охапку Гоцман:
– Сами разберемся, лейтенант…
Совершенно неожиданно, но очень кстати рядом вырос майор юстиции Кречетов с удостоверением в руках:
–
Лейтенант козырнул и неуверенно отступил. Провожаемые раздраженными взглядами контрразведчиков, Гоцман и Кречетов двинулись к калитке. Под мышкой Гоцман держал отчаянно вырывающегося Мишку Карася.
– Ну харэ, Давид Маркович!
– пыхтел пацан, суча руками и ногами.
– Отпускайте уже, люди ж смотрят!…
– Ага! Щас!
– ядовито отозвался Гоцман, обернулся к Кречетову: - Кстати, шо это вы мене в начальники УГРО записали?
– Чтобы покороче, - объяснил Кречетов.
– И куда его теперь?
– Надо в детский дом. Да так, шоб голову на место поставили. А то ведь колонией закончит… Ему до двенадцати лет всего три года осталось, а там - привет, указ «семь-четыре-тридцать пять»…
– Слушайте!
– осенило Кречетова.
– На Фонтанах, я слышал, недавно открылся интернат. Дипломатический, с углубленным изучением английского… Как раз для таких шустрых.
Актовый зал дипломатического специнтерната № 2, располагавшегося на 17-й станции Большого Фонтана, был украшен огромным портретом Сталина в форме генералиссимуса. Чуть ниже красовался на стене кумачовый лозунг «Да здравствует Советская Армия - армия-освободительница!» Стоя под ним, старательно тянул трудную песню небольшой детский хор. Лица мальчиков, затянутых в строгие черные кителечки с воротниками под горло, были красны от жары и усердия. Они пели «Артиллеристов» и одновременно разглядывали незнакомого дядьку в пиджаке и вытертых галифе, который сидел напротив рядом с одноруким директором интерната - капитаном второго ранга. Иногда их заслонял дирижер - немолодой капитан-лейтенант, и тогда хористы вытягивали шеи, чтобы лучше рассмотреть гостя.
– Если б с первого сентября, то еще можно было бы рассмотреть, - прошептал директор, склоняясь к Гоцману.
– А сейчас!…
– Та нельзя до сентября, - горячо зашептал Гоцман.
– Сейчас же надо!
Директор поднял палец, и Гоцман невольно умолк. Несколько секунд они слушали хор.
– Стоп-стоп-стоп… - Директор неожиданно поднялся, пошел к хористам.
– Очень хорошо. Но надо жестче, по-военному! Песня-то какая! А?! Давайте еще разик!
«Артиллеристы - Сталин дал приказ! Артиллеристы - зовет Отчизна нас!…» - покорно грянули ребята под аккомпанемент двух трофейных аккордеонов.
Директор послушал, удовлетворенно склонив голову набок, кивнул дирижеру и вместе с Гоцманом вышел из актового зала.
– До сентября он уже до колонии допрыгается!
– продолжал убеждать гость.
– Потеряем парня!
– Понимаю, товарищ подполковник, - размеренно кивал директор.
– Очень даже понимаю!… А вот мест нет. Планируем расширяться, но пока - увы!
– Да он пацан сообразительный, - гнул свое Гоцман.
– Золотой пацан! Умный каких не знаю…
Они зашли в кабинет, где их ожидали Мишка Карась и Кречетов.