Лилия для Шмеля
Шрифт:
— Но вы ведь не нарушите обещание?
У меня закружилась голова от счастья, злости, облегчения! И теперь уже я чуть не упала в обморок.
— Корфина! Баронесса! Корфина! — на три лада звали меня горе-комедианты, обмахивая и обтирая лицо мокрым платком.
— Как вы могли?! — возмущалась я, гневно оглядывая их. — Вы напугали меня! Я поседела! Я думала… Думала, что… — Вейре склонил голову и, пождав губы, казавшиеся бледными на не до конца отмытом от краски лице, молчал. — Я… думала, что… — У меня не было слов.
— Я
И что тут скажешь?
— Обещай, что больше никогда так не сделаешь! — строго потребовала от малыша.
— Обещаю.
— А вы-то как додумались? — повернулась к двум его притихшим подельникам.
— Это я придумал, — повинился Вейре. — Но доктор Кратье сразу понял, что это понарошку. А потом…
— Потом мы решили помочь Вейре, — признался Эвиль.
— Все-таки веская причина — Вейре хочет маму, — Освальд смотрел самыми честными глазами.
— А я хочу вам всем троим всыпать розог! Вы всех напугали!
— Только вас, Корфина. Все остальные знали.
— И графиня? — ужаснулась я. — Она тоже с вами?
— И даже Норрит, — признался Освальд. — Так всем хочется, Корфина, вручить тебя в наши с Вейре надежные руки. А поскольку ты дала обещание — не будем откладывать его воплощение.
— Это было нечестно!
— Вообще-то, у Вейре, жабница, — вмешался Кратье. — Не смертельно, но… Я бы советовал вам, Корфина, все-таки исполнить обещание, данное ребенку.
— Хорошо, — выдохнула я, и Вейре с радостными визгами запрыгал на кровати. Рубашонка не скрывала сыпь на его шее, и я уточнила:
— Вейре точно ничего не угрожает?
— Нет, — улыбнулся Кратье. — Но если вы ею не болели… — Сделал многозначительную паузу. — То, скорее всего, через три-пять дней станете такой же красивой, как и он. Поэтому рекомендую венчаться сейчас.
— Но мы не готовы! — воскликнула я.
— Готовы! — Освальд взял меня под руку. — Надеюсь, этого хитрого лягушонка ты простила? — Посмотрел с нежностью, с сияющими от счастья глазами, и я кивнула…
Нашу свадьбу гости, тоже принявшие участие в спектакле, запомнили надолго, потому что обряд венчания мы проходили втроем. Пятнистый Вейре, держа за руку отца и меня, сопровождал нас к священнику, перед которым мы дали друг другу клятвы.
— Корфина, клянусь с уважением относиться к твоему выбору и некоторым причудам, делающими тебя такой особенной, любимой, — пообещал Освальд. — Что касается твоей безопасности и нашей семья — в этом я останусь таким же упрямым Освальдом. Или как ты говоришь, Осой.
— Я была не права, — шепнула ему и крепко сжала руку. — Никакой ты не Оса, ты мой любимый Шмель.
— Я повышен? — засмеялся он. — До Шмеля? Спасибо, любимая.
— Ты и Осой был любимым. Если бы не ты…
— И не ты, — Освальд повернулся ко мне. — Ничего бы не было.
— Да целуйтесь уже! — громко потребовал Вейре, и гости рассмеялись.
Мы держались за руки и смотрели
Эпилог
Я хранила тайну почти два года и молчала бы дальше, если бы не одно «но» — очень важное, волнительное, отравляющее жизнь: нельзя продолжать молчать, когда у тебя замечательная семья и дети.
Стоило лишь представить, как в один прекрасный день, проснусь в своем прежнем теле — становилось дурно. Я не только лишусь любимой семьи, любимого мужа, но и оставлю их одних. Да, Освальд замечательный отец, но каково ему будет, если его любимая Фина вмиг станет чужой, замкнутой отстраненной?! Не подумает ли он, что моя любовь прошла, не почувствует ли себя преданным?
Я изводилась, придумывая, как признаться, перебирала все варианты, а потом долго боялась начать разговор. Но после очередного страшного сна, выбрала момент и решилась…
— Освальд, — от волнения я дрожала. Трудно признаться, что ты попаданка, и истории, которыми гордится муж — не твои. Да, теперь я пишу и собственные, но стыдно же! А хуже всего, что Освальд читал «Укрощение строптивого», и если узнает, что я прежде жила в другом теле, в другом мире — конечно же, подумает, что я хотя бы частично описала свой опыт! Но ради семьи я должна поделиться с ним своей тайной. — Я хочу рассказать, как потеряла память. — Посмотрела на мужа и закусила губу.
— Если от воспоминаний тебе плохо — не надо вспоминать, — Освальд притянул меня к себе. — Забудь об Эндине и остальных. Если только когда-нибудь они покинут Ферлу, то лишатся содержания, а они слишком любят деньги. Поэтому не думай о них. Обещаю, все будет хорошо!
От его заботы, нежности к горлу подступил ком, и мои мысли, без того путанные, совсем сбились.
— Я просто боюсь, что когда-нибудь, снова потеряю память — и стану прежней Финой, что не помнит тебя и детей! — мои глаза наполнились слезами. — Понимаешь?! Это не значит, что я разлюблю тебя — я просто не буду помнить нашей жизни, нашего знакомства. Могу и детей не узнать…
— Финушка! — Освальд вытер мои слезы. — Мы не дадим тебе ничего забыть! Как же ты нас забудешь?
— Понимаешь, — я тяжко вздохнула. — Когда я упала, мне приснился невероятно красочный сон. И… я та, из сна, каким-то образом заменила прежнюю Корфину! Наверно, это мозг придумал выход, чтобы я не страдала от полного беспамятства.
— Он придумал отличный выход! — муж поцеловал меня в шею. — Я очень даже в восторге.
— А вдруг, это повторится? — лгать Освальду сложно, но всей правды сказать не могу из-за «Укрощения!» Он же подумает, что я была развратницей! Поэтому и оставалось рассказывать якобы о сне.