Лилия для Шмеля
Шрифт:
— Фина, если ты и в механике разбираешься, не удивлюсь!
— М-м-м, — озорно поглядела на него, смущенно хлопая ресницами, и кокетливо ответила: — Если только капельку! Совсем капелюшечку.
А утром, проснувшийся и бодрый Вейре увидел нас сонных и уставших. А потом Ильнора поглядывала на меня, зевающую.
— Корфиночка, Освальд тебя не заставляет много работать? — поинтересовалась вкрадчиво она.
— Ну, что вы! — улыбнулась ей, сияя, как начищенный до блеска тазик, — Просто я удивлена, что герцог настолько обая-я-а… — сладко зевнула, — … тельный собеседник.
— Ох, —
— Буду! — успокоила Ильнору, не забывая почесывать пузико Жужу, лежавшему на коленях. Стоило ему показать, кто в доме главный, он снова стал славным псом.
Но общаясь с Освальдом, я не забывала и про книги. И пока он не передумал, скорее записала сказку и принесла тетрадь, подписанную крупными буквами: «Гадкий утенок» — и передала ему. Думала, хотя бы поупирается из вредности, но он лишь деловито осведомился:
— Картинки на мое усмотрение?
— Вейре уже нарисовал, — достала из папки яркие рисунки и положила на стол.
— Спелись, значит? — посмотрел на меня смеющимися глазами.
— Не спелись, а история нашла отклик в душе ребенка, — уточнила, с трудом сдерживая улыбку.
Стоило перестать ссориться и услышать признание в симпатии, я стала больше улыбаться. Освальд видит перемены, знает причину, однако, как и договаривались, держит себя в руках. Я, конечно, рада, что он человек слова, только как же хочется, чтобы его чувства пересилили разум, и он пылко признался в любви. Но это лишь мечты. Тем не менее, я счастлива. И если бы от воодушевления вырастали крылья — стала бы обладательницей большой белоснежной пары!
Я много об этом думала о нас с ним. Сомневалась, что он захочет исполнить желание Вейре, однако мечтаю об этом, поэтому сказка про гадкого утенка в какой-то мере стала выражением моей надежды на чудо, что счастье обязательно улыбнется мне. Оттого она вышла особенно проникновенной.
Освальд догадывался о моем трепетном отношением к сказке. Полистал тетрадь, оглядел меня зелеными глазищами, от теплого взгляда которых сердце екнуло, и произнес:
— Считаю, что история должна выйти под именем Мальбуеров.
Сначала я испугалась, а потом, подумав, согласилась.
— Только псевдоним жаль, — заметила осторожно.
— Тогда напишем и имя, и псевдоним. Он у вас мелодичный. Что-нибудь означает?
— Лилия — имя, астра — цветок похожий на звезду.
— Хм, — Освальд задумчиво склонил голову. — Цветок, похожий на звезду. Оригинально. Мне нравится. Кстати, чем сегодня будете заниматься с Вейре?
— А есть какие-то планы? — по его заговорщицкому взгляду догадываюсь, что у герцога уже есть свой план на день.
— Сегодня открытие выставочной галереи.
— Я только за! И Вейре понравится!
— Тогда собираемся! Я как раз выкроил время.
Мы часто посещали людные места, и всегда наше появление вызывало перешептывания. Конечно, наследник герцога держит за руку отца и гувернантку. Но Освальд держался
И все же время в галерее мы провели интересно. А Вейре настолько пребывал в восторге от картин художников королевской академии, что заявил:
— Папа! Я хочу учиться в академии! — чем довел Освальда до исступления.
— Вейре! — обратную дорогу наставлял он сына. — Военная карьера тебе не светит, но чиновническая — вполне! Ты должен приносить пользу королевству, а не кистью по холсту возюкать!
— Угу, — кисло отвечал малыш, а вернувшись домой схватил альбомы, кисти и убежал в сад, где в самом дальнем углу попытался изобразить впечатлившую его сцену морского боя… А я в это время успокаивала Освальда, рассказывая, что художники тоже важны для общества.
Через седмицу герцог вручил мне нарядную книгу в тисненой золотом обложке, с плотными, белыми страницами и красочными иллюстрациями.
Я взяла ее, потрясающе красивую, в руки и с трудом поборола желание ринуться и обнять Освальда!
— Рады?
— Очень! — ответила смущенно. Умел он смотреть, ласкающе и дразня одновременно, от чего меня бросало в жар! Поди, перечитал вторую часть истории про Эну… Стоило вспомнить, что я там понаписала — стало до того стыдно, что покраснела, как свекла.
Уходила от Веспверков, прижимая к груди книгу, как самое ценное, что у меня есть.
— Фина, не надоело пешком расхаживать? Или до сих пор экономишь каждый полмерс? — строго спросил Освальд, провожая меня до самых ворот.
— Так лучше думается! — помахала рукой, сожалея, что не могу его обнять.
Пока в доме идет ремонт, я живу у графини, поэтому день начинается с душистого травеля, что приносит Мигрит. С горячей чашкой в руках я встаю у окна, любуюсь весенним утром, первыми цветами, изумрудной зеленью в саду, жадно вдыхаю свежий воздух, радуюсь, что рядом есть близкие по духу люди, что они любят меня, а потом иду к Веспверкам и в теплой компании завтракаю второй раз.
Только что-то они начали от меня скрывать. Думают, не замечаю, как Вейре с Освальдом заговорщицки переглядываются? Наверно, что-нибудь замышляют в честь моих именин, что состоятся уже меньше, чем через лунье. И Инора тоже с ними заодно… Мне их тоже что ли удивить?
«А закажу-ка свечки тоненькие, воткну в торт. Обязательно загадаю желание, а потом под смех и веселье буду их задувать. Если суметь сделать свечи такие, чтобы после задувания они сами загорались вновь — все пройдет незабываемо…» — мечтала я, переходя улицу. — Если еще положить в шкатулку карточки со смешными заданиями — будет совсем здорово!» — Очень хотелось устроить для них что-то душевное, незабываемое.