Лилия для Шмеля
Шрифт:
— А, может быть, это и была она?
— Она работала меньше, чем длились приступы, — глухо ответил Освальд.
— Мне жаль, — ласково погладила его по руке, потому что понимаю, как ему тяжело жить, зная, что где-то рядом затаился сообщник отравительницы и заказчик злодеяния.
— Я перестраховался из-за дурного предчувствия. Сердишься?
— Нет. Я получила суровые уроки и усвоила их.
Нашу беседу прервала Мигрит, сообщившая, что приехал маркиз Ньес. Якобы он волнуется и хочет убедиться, что со мной все хорошо.
— Странно, — подняла на Освальда
— Уверена? Если испытываешь слабость, то я…
— Я справлюсь, — заверила его.
Он кивнул.
— Буду рядом, — и вышел из гостиной в соседнюю комнату.
Зная, что он за спиной, я чувствовала поддержку, поэтому решилась на встречу.
Ньес вошел в комнату быстрым, чеканным шагом. И меня это насторожило. Почему раздраженный и злой? С такой миной не выражают соболезнования!
Маркиз встал передо мной, высокомерно держа голову.
— Жаль, Корфина, что все столь драматично закончилось, — его первые слова ошеломили меня.
— Слава Видию, я жива, — перебила гостя, на что он ухмыльнулся.
— Живы-то живы, но как же честь?
Первым делом я подумала, что его огорчают слухи, но по надменному виду поняла, что речь он ведет про честь девичью. Только ему какое дело? Подобная бесцеремонность разозлила.
— Позвольте полюбопытствовать: вам до этого какое дело? — я не грубила, но и не желала изображать жертву. Однако почему-то Ньеса вышел из себя.
— Примите совет, Корфина. После произошедшего вы должны вести себя скромнее и пытаться вызывать к себе сострадание, нежели демонстрировать дерзость! — отчеканил маркиз холодно, обдавая ледяным, осуждающим взглядом, будто поймал меня с любовником в своем доме, в его же спальне! И это уже взбесило.
— Не хочу вызывать жалость, тем более что моя честь при мне! — высоко подняла голову, выдерживая взгляд «доброжелателя». — Но странно, что вместо утешительной речи вы рветесь укорять меня, основываясь лишь на своих домыслах и подозрениях!
Или мнимое вами несчастье перечеркнуло всю вашу симпатию, о которой вы так настойчиво твердили?
— Ваши беды — свидетельство девичьей глупости. А глупость супруги — серьезный довод, дабы задуматься!
— Приберегите наставления для будущей супруги, — за моей спиной появился Освальд. — Как и свои домыслы! Вам лучше уйти.
После его появления Жеом в лице изменялся.
— Какой я дурак! — желчно ухмыльнулся, с ненавистью гладя на соперника, и только
движение в его сторону герцога заставило бывшего жениха спешно скрыться за дверями.
— Так вот что обо мне думают, — вздохнула я, когда дверь громко захлопнулась за ним.
— Не важно, что другие думают, — Освальд подошел к софе, но не сел, а опустился передо мной на колено. — Я знаю тебя, Корфина, — достал из кармана шкатулочку с кольцом. — И настаиваю, чтобы ты стала моей супругой.
Каждое его слово звучало торжественно, с таким благоговением, что я согласилась,
Еще недавно столичные аристократы меня знать не желали, насмехались за спиной, злословили, обзывая «Ощипанной Вороной», но стоило в газетах появиться новости, что герцог Веспверк решил сочетаться браком с баронессой Мальбуер, к графине потянулись вереницы просителей, желающих попасть на свадьбу и выразить Освальду и его прекрасной невесте уважение.
Оборону приходилось держать не только Веспверкам и Ильноре, но и семье ее дочери, семье Кратье. Я не могла выйти из дома, чтобы за мной не преследовала толпа любопытных и репортеров. Была бы тщеславной — наслаждалась бы звездным моментом, но я искренне считала, что счастье любит тишину.
Освальд успокаивал, что после венчания все уляжется. Я тоже на это надеялась и ждала значимый день.
Из-за шумихи и в целях безопасности, скромную церемонию решено было провести в особняке Ильноры, в кругу близких людей. Но и их набралось не меньше полусотни.
Накануне дом и сад преобразились. С середины ночи по осбняку сновали слуги, развешивая цветочные гирлянды, а алтарь украсили белыми лилиями, которые не знаю, где отыскали. Все так красиво, торжественно, мне нужно выглядеть соответствующе — и я волновалась до дрожи в руках. Поэтому как только известный парикмахер закончил делать прическу, вместе с Ильнорой еще разок выпили успокоительных капель. Мы и третий раз выпили бы, но Кратье предупредил, что более нельзя.
— Ох, Финочка! — причитала графиня, помогая вместе с Мигрит собираться мне к венцу. — Видела священника, алтарь! Тебя наряжаю в свадебное платье. А до сих пор в шоке! Поверить не могу!
— А вот Гизо сразу сказал, что баронесса еще задаст жару герцогу, — улыбнулась Мигрит. — Я ему не верила, но видно, мужчина мужчину лучше понимает. Я так рада!
— Не подлизывайся! — проворчала Ильнора, оглядывая пополневшую служанку.
— Вы же добренькая! — смутилась та.
Графиня на самом деле великодушная женщина. По закону, не доработавшей до окончания трудового договора служанке, она могла не выплатить бонус, но делать этого не стала. Несмотря на то, что из-за большого срока беременности Мигрит более не могла исполнять обязанности, отпустила ее с миром, выплатив премию, так сказать, на нужды малыша.
Когда я была полностью готова, они всплеснули от восторга руками и всплакнули от умиления. И чтобы меня тоже не доводить до слез, дать собраться с мыслями, успокоиться… — они оставили меня одну.
Свадебное платье по традиции голубое. Богатое, пышное, шелковое, со шлейфом и жемчугом. Я стояла перед зеркалом и любовалась им, собой, красивой прической. Но идеальный образ принцессы, мечту каждой девочки, портил Жуж. Он не оставлял надежд, что оставшись со мной наедине и выполнив несколько команд, получит вкусняшку. Но я была занята, и он нашел себе развлечение — разлегся на шлейфе и катался на нем по паркету, как барин.