Линия
Шрифт:
Слова «труп» Люся привычно пугалась, Игнат так часто его произносил! Глаза взбудораженные, когда он только спит! С утра до ночи как заведенный, они вместе запустили ежедневную программу новостей, а это первым делом и срочно, иначе канала нет, благодетель свои выборы пальцем показывать будет, им же в носу ковыряясь.
– Игнат, я понятия не имею, о ком речь, но оплачиваются счета регулярно. В срок. И зарплаты выплачиваются со всеми фантастическими коэффициентами, мы купили комментатора Дольцера, он тучу денег стоит! И платим! Не мы платим, благодетель платит.
– Господь Бог, Люся. И рука тянется к руке… Люськ, давай в Ватикан съездим на денек, Сикстинскую капеллу посмотрим – как тебе идейка, заметано? Выбери день, я билетами и отелем займусь. Прилетим, войдем – и задохнемся от восторга, все в голубых тонах, органное звучание, там стены гремят и стонут. Как трубы архангелов.
Мы здесь самое важное сделали – рекламный отдел организовали, который в прямом подчинении у меня, минуя Пафнутия. Первый шаг. Так что смотаемся со свистом, отметим в Риме первый самостоятельный шаг во всей моей долбаной жизни. Была в Риме?
– Нет, – покачала головой Люся. – У меня и шенгена нет, ничего нет.
– Будет.
В Рим они улетели в начале следующей недели, рано утром. Неспящий аэропорт скрипел тележками с грузом, сверкал эскалаторами и вывесками, неисчислимые чемоданы перемещались – и как груз для самолета, и как пассажирское личное сокровище рядом с владельцем, сосредоточенно ищущим паспорт, и всегда не в том кармане. Выражаясь образно. В полете Игнат легко и уверенно бросил: у меня встреча с понтификом назначена. Так что мы прямиком в Апостольский дворец к главному лицу католической церкви пожалуем. Можно в брюках, там форма одежды свободная, а нынешний папа вообще отличается демократическими взглядами. Мне без пурги поговорить с ним, это первостатейно важно.
– А на каком языке? Ты разве говоришь по-итальянски? Или тебе переводчика от щедрот выделили?
– Папа нынешний – человек с непростой биографией, он прекрасно говорит по-английски. И меня натаскали с детства, я вполне владею и американской версией, и английской. Вопрос в произношении, но это не вопрос. Я нам с тобой организовал величайшее событие в жизни!
– Не буду спрашивать, как тебе это удалось, событие интересное… но не величайшее. Игнат, давай назовем его ярким. – Люся потянулась к нему, он отстранился. Глаза посверкивают вдруг, внезапное возбуждение овладело ироничным Игнатием.
– Назвать как угодно можно, при чем тут это, я волнуюсь. Для меня эта встреча… пусть сперва состоится, я и говорить не хотел, но вдруг, думаю, ты будешь в шоке. Онемеешь от восторга. А ты, Люсь, ни от чего не в шоке, это у тебя не отнять.
– Я с тобой смелая. С тех пор как тебя знаю, хочу казаться отчаянной и готовой на все.
– Почему казаться? Ты и правда отчаянная! Огонь! – и он слегка укусил ее в оголившееся плечо.
– Игнат, ты что, тут люди вокруг, международный рейс, не начинай! – зашипела на него Люся.
Забросили чемоданы в номер люкс расфуфыренного отеля, но в Риме даже в таких отелях неразбериха,
– А меня с тобой пустят?
– За такие бабки, что благодетелем уплачены, – думаю, да.
– Деньги? Его святейшество, а саном торгует?
– У них это новый бизнес теперь. Принимают солидных господ за солидные суммы. Выходим, Люся, приехали.
Совершив длительный переход по лабиринту смежных комнат, больших и маленьких, они с провожатым вошли в огромный зал необъятной ширины. Размеры и невероятное совершенство фресок подавляли, обращали смертных, покусившихся на свидание с понтификом, в невзрачных мотыльков, перепутавших божественный светильник c придорожным фонарем. Размашистое мозаичное великолепие под ногами, небесная голубизна росписей потолка и стен. Люся рассматривала творения Микеладжело молча, священный трепет пронизывал ее с головы до пят.
Игнат стоял рядом с ней спокойно, дожидаясь, когда откроется заветная дверь и длиннолицый мудрец в белой пелерине снизойдет до встречи с рабами божьими. Стоп, рабы божьи это в православии, здесь у них прихожане, верующие, паства… попросту все, без преувеличений. История католицизма, в котором многое поставлено с ног на голову, привела к затейливому сочетанию высокого мастерства в оформлении и попустительства практически всему, с чем по каким-то причинам нужно смириться. У Игната был главный вопрос, ради которого все и затеял, к начальству РПЦ он бы и лезть не стал, бесполезное занятие, нет там снисхождения и мягкости. А папа демократом слывет, можно рискнуть.
Понтифик появился из боковой двери, Игнат и не заметил его сразу. Двигался он почти бесшумно, только вкрадчивое шуршание длинных белых одежд внимание привлекло. И что делать – креститься при виде него, к руке прикладываться, коленопреклоняться? Никто не шутит, он действительно в Ватикане лицезреет папу Римского, еще и Люську приволок неведомо зачем. Словно ему страшно без мамки, везде со своей бабой ходит. Но взгляд Его Святейшества прост и лучист. Папа усаживается в кресло, жестом приглашает Игната сесть напротив него.
После обмена приветствиями смущенный Игнат заговорил без пауз:
– Ваше Святейшество, как вы относитесь к геям? Я не знаю о природе собственной, с ранних лет совращен. Сирота, соблазнение малолетнего, но сейчас я продолжаю жить во грехе. И мужчины, и женщины желанны для меня. Раскаиваюсь – и грешу снова. Сомнение во мне. Простит ли меня Господь? Допустит ли церковь в лоно свое?
Длиннолицый понтифик молча выслушал обращение, потом долго протирал круглые стекла очков, о чем-то задумавшись. Медленно поднял голову и ровным голосом заговорил, артикулируя четко: