Лишь тень
Шрифт:
Повезло, связь установилась с первого раза, нейтринные шторма в этой части галактики были нередкими. Ну что ж, как и в случае с теми записками, хвалёное везение его и в самом деле не подводило. Хотя и заранее настроенный канал, хмыкнул про себя он, тоже подспорье.
— Шеф?
Напротив них появилась, словно живая, знакомая физиономия на фоне медленно вращающегося диска Муны. Видимо, на Базе опять отказала система ориентации, её чинили уже, видимо, несколько столетий, но положение всё не улучшалось.
— Да, Ричард, я тебя слушаю.
— Есть ли результаты от того запроса, что я присылал в прошлый раз?
— Есть, имеется в точности такой же сигнал транспондера, как у вашего падшего
— Есть, ещё как есть. Прибудем в Центр — непременно всё расскажу, а сейчас, с вашего позволения…
— Да чего уж, не задерживаю.
Изображение шефа пропало, и только тогда Ричард позволил себе тихонько вздохнуть. Да, трудно было представить, что Терра была от них за тысячи парсеков. Ричард с удивлением почувствовал, как огромная ладонь напарника сползает с его плеча. Неужели этот бесчувственный чурбан ощутил тоже самое?
Ричард поднялся, стряхивая с себя наваждение.
— Снимаемся. Ты прав, напарник, тут уже нечего искать. Пора свёртывать миссию. Отправляемся по тем координатам, что передал шеф. И не смотри ты на меня так, все разъяснения потом, я не хочу быть голословным. Когда всё подтвердится, тогда всё и узнаешь.
Помолчал немного и, не выдержав, добавил:
— Ну, неужели у тебя нет ни одной версии того, что здесь случилось?!
Напарник некоторое время спокойно улыбался, словно в микроскоп рассматривая ажиотаж Ричарда, а потом одним точным молчаливым движением усадил того в ложемент, поспешно выйдя и заблокировав за собой рубку.
— Команда, доложить о готовности к старту! Начальники исследовательских групп, как протекает погрузка оборудования?
Слушая чёткие ответы, он привычно погружался в суету и беготню, царившую сейчас на борту. Эх, хочешь летать, умей сидеть на грунте… чего и говорить. Старт даже такого маленького корабля, как их несчастная шлюпка, был занятием муторным и утомительным. Сейчас эту процедуру придётся проделать ещё раз.
Прошло более суток корабельного времени, прежде чем прозвучала команда «На старт!»
Чернота вечной ночи царила безраздельно. Да и что иное может существовать здесь, на месте абсолютной пустоты, подчиняющейся лишь непробиваемым её законам, не знающим исключений, не ведающим преград? Любая самая устойчивая структура рано или поздно распадается здесь бесплодным болотом абсолютной энтропии, любое яростное горение здесь оказывается на поверку лишь тлением углей под непробиваемой бронёй мёртвого пепла. Здесь нельзя плавно скользить, подобно любому движению нашего мира, поглощая, переваривая и отбрасывая прочь дюйм за дюймом, зная наперёд свою тропу во Вселенной. Здесь — только мельком, украдкой, затаившись, а потом тихонько шмыгнув, лишь бы никто не заметил! Вырвать чуточку времени из-под неусыпного внимания этой вечной пустоты, и, вырвавши, бежать без оглядки в свой мир обычного солнечного света, обыкновенного пространства, мир, где вещество могло существовать необычайно долго.
Здесь всё не так.
На миг сверкнёт нестерпимо яркая молния, отдаст в самой глубине пустоты гулким эхом, и вот уже живая, горячая точка прожигает себе путь в одной только ей ведомый уголок пространства. Она спешит, не столько зная, сколько чувствуя, как корчится пустота, уже возжелавшая пожрать нарушителей её вечного спокойствия, как тянет она свои липкие ручонки, вот-вот…
Но — снова блиц молнии, подобной тысяче сверхновых, и снова — тишина и спокойствие. Тишина в который уже раз за последнюю половину вечности не успела изловить свою жертву, но она не успокоится никогда, единственное, на что она была способна, так
Ричард выдирал свой космолёт из небытия. Невыносимо болела спина, но он продолжал, не обращая внимания ни на неё, ни на заливающий глаза пот, досылать в одуревшую машину команду за командой. Кажется, опять кривая вывезла… Ещё нет на контрольных панелях гирлянды зелёных финишных огней, ещё не появилась в проёме люка извечно наглая физиономия напарника, ещё нет вокруг ничего, кроме тьмы и ужаса, но…
Он уже почувствовал свою удачу, ту самую, незваную, непрошеную, ненавидимую и любимую одновременно. Именно из-за неё он раз за разом нырял в бесконечный океан Большого космоса. Он так же, как и все, ненавидел пустоту, даже больше, чем многие его знакомые, никогда не покидавшие собственного дома. Он так же, как и все, любил Старую Терру, даже сильнее, чем многие его друзья-домоседы. Но у него была его удача, и была она способна довести самого себя и ещё сотню людей на борту до другого края гибельного мостика, соединяющего миры. Однажды к нему пришли и сказали: ты способен стать одним из нас, а ведь он ещё помнил сказки матери, говорившей ему, что там доподлинно нет ничего ценного, что небеса — извечный обман доверчивых людей. Что сотни лет прошли с тех пор, как последние корабли покинули их мир. Что они так и не вернулись, навсегда привязав человечество к Матери-Терре. Прозревшее человечество…
И вот он снова здесь, снова прошмыгнул мимо хищного оскала изнанки Вселенной, алчущей горячей человеческой крови… Да, он познал всё это. Он видел сотни гиблых кораблей, вслепую пропарывающих последние уготованные им световые годы, он сам ходил по этим бесконечным мёртвым коридорам, оставшимся навеки чудовищным памятником безумной попытке человека покорить галактику. Он видел эти разграбленные в угоду неуёмной жажде миры, видел жалкие клочья великой цивилизации, оставленные этим бессмысленным потоком покорения там и сям, по всей Сфере, сплошь… Одичавшие вконец поселения, грязные дети, тупые, бессмысленные взгляды взрослых. Планеты живые он тоже видел. Скорей, вперёд, навстречу космосу!
Иногда его начинало мутить. Иногда он заходился в бешенстве, разговаривая битые сутки с каким-нибудь выжившим пилотом, спасённым ими с очередного космолёта. Иногда Ричард замирал в отчаянной тоске и был готов навеки проклясть свою работу, вернуться в Центр и, сдав все дела, опуститься раз и навсегда в гравитационный колодец родной планеты…
Всё проходило. Оставалось лишь одно — острое чувство ответственности за дело, которое ему поручили выполнять, на которое, кроме него, на всей Старой Терре были способны даже не сотни — десятки и единицы. Он мог оставаться один на один с пустотой. И он оставался. Всегда один, ибо нет возможности переложить на другого хоть часть его врождённого везения… но в этот раз что-то произошло. Будто бы вокруг него, но, на самом деле, это происходило с ним и только с ним.
Ричард впервые вёл свой Космолёт в подобном душевном смятении.
Переполненный эмоциями, забывший страхи и сомнения. Страдающий, но вместе с тем всё больше и больше погружающийся в неведомую ему до того эйфорию. Он впервые осознал, что такое его Полёт, он первый раз в жизни ощутил, как дрожат его руки, ставшие неотъемлемой частью чего-то большего.
Те записки, они не выходили у него из головы. Совсем недавно ему приходилось недоумевать по поводу каждого слова, по поводу каждой интонации, сейчас же он начал понимать… и от одного только этого ему становилось так хорошо!