Лишь тень
Шрифт:
Мари растворилась в небесах, я же с сухими глазами вызвал по браслету другой аэрон. Он должен был отвезти меня в район орбитальной Стартовой Площадки, что располагалась тридцатью милями южнее пустого теперь здания Центра Управления. У меня оставалось ровно шесть часов.
«Тьернон», впервые — не «мой «Тьернон», он ждал меня там… в небе.
Странный человек, всей душой я стремился остаться, наперекор фактам, в противовес собственным страхам и собственному же призванию, как я его понимал тогда… чудовищный, жуткий, кровоточащий кусок моей собственной души оставался здесь, на этой планете. Его уже никогда не вернёшь, не пристроишь обратно, я понимал это даже отчётливей,
Прыжок во мглу небытия прошёл для меня таким обыденным, таким посторонним, будто это был не я сам, а кто другой, и тот человек не стоил и капли моего драгоценного внимания. Страшно… хм, я так думал, рассуждая об этом раньше, но когда мне пришлось поверить в абсолютную реальность произошедшего, в его неотвратимость, мне пришлось к тому же, одновременно, пересмотреть ту цену, которой мне оно стоило.
Шаг мой был твёрд, зрачки напряжённо вглядывались в окружающую меня реальность, руки точно знали, что делать. Какое, в таком случае, кому дело до моих душевных переживаний. Рок вёл меня именно туда, где прятались в тенёчке все, как есть, демоны моего собственного, камерного ада. С логикой старушки-судьбы не поспоришь, из всех зол она выбрала большее, видимо, тщась надеждой увидеть во мраке своего бессмысленного, по сути, существования хоть толику чего-то интересного, я же… я ей помог в этом.
Последний челнок отправлялся полупустой. На его борту собралось несколько дежурных сотрудников следящих станций да я, Действительный Пилот, стремящийся навстречу собственному Кораблю. На меня оборачивались, я же сидел в кресле абсолютно недвижимо, без тени эмоций на лице, и, кажется, даже задремал, поскольку абсолютно не запомнил момента причаливания к шлюзам «Тьернона». Выходя из пассажирской кабины челнока, я перехватил напряжённый взгляд его Пилота-навигатора, отчего-то замершего на пороге, тот явно хотел что-то спросить, но не решался.
— Персонал, не относящийся к группе прямого доступа, должен в течение часа быть зафиксирован в личных капсулах. Вы разве не слышали приказа по Флоту?
Он дёрнулся, как от пощёчины, в эту группу он, как и следовало из его низкого ранга, разумеется, не входил. Напоминать об этом лишний раз, будь я в нормальном состоянии, мне ни за что бы ни пришло в голову, тогда же нужно было что-то совершить нечто такое, что сделало бы меня более… действенной фигурой во всём происходящем. Хотя, что такое эта группа прямого доступа, так, лишние несколько дней, а потом — всё тот же сон без сновидений, вневременное существование в виде бездушного груза, упакованного в индивидуальные гибернационные камеры. Я должен остаться один. Теперь — именно должен.
Кабина Пилота, некогда обставленная и оформленная лично мной, уже добрых полгода служившая мне вторым родным домом… я почувствовал здесь только пустоту, заполнявшую некоторый объём пространства, пустоту и отчаяние. Но пути назад я уже не видел, как не вижу его и сейчас.
Надо же, подумалось, а я, оказывается, забыл стартовую последовательность. Хм, думать сейчас об этом смешно, конечно, я всегда могу прочитать её по листку, записанному ещё когда. Но сам прецедент… я действительно начал забывать. Понемногу, но необратимо, безвозвратно. Успею ли я? Теперь — не знаю, но по-другому и быть не может, иначе — всё — бессмысленно. А посему, отбросим эти пустые мысли.
Спустя четверо суток «Тьернон» отчалил. За эти дни я не смог поспать ни секунды, даже когда выдавалось свободное время. Я не успевал даже тривиально поразмыслить. Я механически исполнял свою роль. Когда же, повинуясь моим судорожным движениям, капсулирующее
Что я чувствовал, глядя на чудовищное в своей реалистичности изображение удаляющейся во мрак космоса планеты? Прекрасной голубой планеты, которая, как казалось Пилоту, чьи записки я с таким интересом в своё время читал, должна была стать долгожданным раем для всего Экипажа… не суждено, что бы ни говорили те, кто остался вопреки всему. Но есть шанс всё это исправить. Посему я уже почти ничего не чувствовал, лишь проводил взглядом, да отчего-то наудачу скрестил пальцы.
А спустя ещё несколько почти незаметных по времени вахт, я остался и вовсе — один.
[обрыв]
Сорок Пятая Вахта.
Первые месяцы, когда работа за Пультом ещё в достаточной мере отвлекала внимание, всё было вполне хорошо, но позже, с появлением свободного времени, непрошеным сомнениям уже ничего не мешало вернуться. Часами я бродил по мостику, пытаясь заставить себя не думать. Перестать кружить затравленным зверем по одному и тому же заведённому кругу.
Космос вокруг. Годы прошли с тех пор, но я уже просто не могу отделаться от прежнего ощущения. Несмотря ни на что он оставался для меня запредельным раздражителем, способным повергнуть в ступор шока — в любой момент, не желая испрашивать моего на то дозволения. Когда на меня находило, я надолго замирал посреди рубки, не в силах вымолвить ни слова, поражённый до самого донышка измордованной своей души. Это помогало некоторое время, а потом меня посетила мысль, отделаться от которой я не смог до сих пор.
Выбор мой, он основывался на предположениях, пусть порождённых фактами, но фактами исключительно вторичными, не могущими служить прямым доказательством чего бы то ни было конкретного. Это меня изводило, заставляя бросать Пилотирование. Хотя бы на секунду, необходимую для того, чтобы хоть попытаться сосредоточиться. Хоть на миг — частица свободы… Доказательства остались там, позади, за тушей Двигательных Отсеков, они продолжали удаляться от меня с катастрофической скоростью, каждая секунда делала меня дальше от разгадки, я же мучительно недоумевал, как же мне быть со всеми этими вопросами, как упрятать их от себя подальше. Пилотирование не терпит такого к себе отношения, если всё будет продолжаться, то я, в конце концов, допущу ошибку. А тогда моим планам в досрочном порядке придёт конец. Вместе с «Тьерноном» и миллионами его безмолвных пассажиров. В тот день я всё-таки сдвинулся с мёртвой точки, сдвинулся так, что до сих пор не могу остановить своё падение в неожиданно разверзшуюся подо мной бездну.
Какой до странности шаткой штукой оказалось то, что я полагал вовсе неизбывным. Меня предал я сам.
Одна фраза, неведомо зачем засевшая у меня в мозгу, она всплыла на поверхность моего уже тогда, я это прекрасно сознаю, воспалённого сознания в самом начале моей Сорок Пятой Вахты. Ровно через полгода после Старта. С самого утра по Корабельному Времени.
«Все данные говорят о том, что ваша нервная система уже была неоднократно, а, быть может, и будет впредь подвергаться ментокоррекции глубокого уровня. Не зная наверняка, где искать, я бы ни за что не обнаружил изменений».