Лита

Минчин Александр

— Я — нет.

— Как же они смогли? И вы с ней — знакомы.

Какая страшная логика. Какой страшный вопрос.

— Она была пьяна, их было двое, один держал…

— Или не держал… Не задумывались: ни одного синяка, ни одной царапины, не поврежденные наружные половые органы, ни одного кровоподтека. Бесследно и чисто. Как?.. Кстати о пьянстве: вы бы поехали с первыми встречными гулять в ресторан в вызывающей мини-юбке, с неизвестной компанией? — Он вздохнул. — Скромная девушка, ставшая только что

женщиной, четыре дня назад. Или она в двадцать лет не знает, чем такие гулянки кончаются, что такие поездки значат?!

Я молчал, раздавленный.

— Я допрашивал обслуживающего их официанта: он дал свидетельские показания, что она веселилась, пила, танцевала, курила. Ей нравились их комплименты. У него создалось впечатление, что это одна близкая компания. Она сидела добровольно весь вечер, никто не принуждал. Не делая никаких попыток встать и уйти! И этого же официанта будет допрашивать их дорогой адвокат.

Он резал мое нутро на части. И похоже, получал видимое, явное и странное (для меня) удовольствие. По всему он не был настроен в пользу Литы. И это уже второй. Похоже, она не очаровывала собой следователей. Она очаровывала преступников.

— Что вы хотите сказать, что она поехала добровольно, чтобы ее изнасиловали?

— Вошла во вкус. Разгулялась. Не задумывались, как пять человек разместились в одной машине?

Я вздрогнул.

— Она ехала назад добровольно.И целовалась, сидя на коленях у Виктора Гадова. Смазливый тип. Довольно…

— Это ложь. Они все повязаны! Всё врут.

— В губы. Это показания шофера такси. Таксист будет лгать?!

Я уронил голову, как будто ее срубили.

— Зачем? У меня ушла неделя, чтобы найти этого таксиста. Я потратил ее, но нашел. Мне было очень важно узнать, что произошло на этом расстоянии, в этот промежуток, период передвижения, между Измайловом и Мосфильмом. И я узнал. Я был прав, что это знание даст ответы на вопросы, гудящие в моей голове.

Я качал головой из стороны в сторону. Такого нокаута я не получал в жизни, пожалуй, никогда.

— А вы знаете, почему таксист запомнил их хорошо? Гадов дал ему двадцать рублей на «чай», чтобы он разрешил ей ехать у него на коленях. Обычно таксисты ни за какие деньги не соглашаются, тем более впереди — двое, им это стоит водительских прав.

Он продолжал:

— Ну и конечно, знаменитая мини-юбка, под которой шарила рука… Таксист рассматривал ее бедра всю дорогу.

Я ударом сбил его графин на пол.

— Хватит.

Следователь застыл, полувскочив.

— Ну, спокойней, спокойней. Найдете себе другую! Свет на этой клином не сошелся.

Я не желал больше его слушать, у меня разламывалось все в висках.

— Что еще?

— Можете забрать с собой простынь.

Я долго-долго

вопросительно смотрел на него.

— Она не нужна следствию.

Он протянул мне аккуратно запечатанный пакет с казенным штампом.

— А теперь, успокоившись, посмотрим, что же произошло. Я адвокат, объясняю судье на суде. Праздник, девочка познакомилась с парнем и его компанией, поехали погулять, отметить. Ехали, целовалась, сидя на коленях. Девушка перепила, струсила из-за того, что произошло, да еще с двумя сразу, побежала назад. Вид был явно разгульный, испугалась, что потеряет его из-за пьяного приключения, и придумала изнасилование. По крайней мере, ее мальчик поверит и останется с ней.

Я встал.

Уже в дверях меня догнала его финальная фраза. Прощающаяся фраза — как финал.

— Вот поэтому я и сомневаюсь, что там произошло изнасилование.Думаю, что она просто передумала, опомнилась или испугалась, когда попала в квартиру. По крайней мере, адвокату не будет трудно доказать это на суде. Но по какому поводу будет суд, когда мы не можем найти состава преступления. Все было добровольно и согласно желанию пострадавшей — Литы Лаковой.

Я захлопнул дверь, чтобы не слышать этот бред.

Такой ли уж бред? Мои мозги отшвыривали его аксиому. Теорию. Следователь-теоретик. Что я могу узнать «новое»? Вот и узнал! Ах ты… Я иду, расшвыривая листья, ветки, футболя камни. В институт. В институте ее нет. Ах да, она же у следователя. Милая пара, Лита с Гондоренко!

Ее нет и на третьей паре. На Плющихе сумерки, вдруг кто-то виснет на шее.

— Алешенька, я все продала!

Я отшвыриваю со злостью ее цепкие руки.

— Вот деньги, — продолжает она по инерции.

Ненависть перекашивает мое лицо. Я вталкиваю ее в дверь пустого клуба, где она меня обычно стерегла. Пустынный коридор.

— Что случилось, Алешенька? У тебя такой страшное лицо!

— Заткни свой рот, пока я не разбил вкровь твои губы!..

Она вздернула плечами, слезы покатились по ее щекам.

— Что тебе сказал следователь? Я же просила его…

— Чтоб он все скрыл?! Что ты делала в такси? Что? — взревел я.

— Я не помню детали.

— Вспоминай, если ты не хочешь калекой изуродованной уползти отсюда.

— Я не помню точно, как все было… Просто некуда было сесть, и… онпредложил к нему на колени. Я ведь ехала к тебе. Я устала и только склонила голову ему на плечо.

— Сидя у Гадова на коленях, «склонив голову ему на плечо», обнажив бедра в мини-юбке, ты ехала ко мне? — вскричал я.

— Да, Алешенька, да, честное слово. Я говорю, что помню. Я была немного пьяна… То ли много…