Литературная Газета 6316 ( № 12 2011)
Шрифт:
У старого человека невольно мох заводится в голове (возраст всему виною), и взгляд, увы, становится тусклым, и весь мир потому видится серым и невзрачным. Сколько раз, прижаливая Куняева, увещевал его: «Стасик, передай журнал молодому. Иль Казинцеву, иль сыну Сергею. Не затирай пути молодым, не заедай чужие годы». «Никогда! – огрызался с какой-то жестокой интонацией, оскаливаясь, словно бы я себе вырывал чужую кость из горла. – Это – мой журнал, и я его никогда никому не отдам!» Наивный, думает, что один он способен на дельное, а все прочие негодной выделки. И вот читаю в его бестолковой статье, напоминающей словесный базар: «В «Нашем современнике» Станиславу Юрьевичу Куняеву ничего не принадлежит, кроме писем, приходящих на его имя, кроме книг с дарственными надписями от друзей, нескольких почётных грамот на стенах
…Эх, милый курилка, кого дуришь? Разве для того рвался ты на литературный пост, чтобы хранить фотографии в ящике стола? Журнал, уведённый от Союза, это власть над ближними, диктат своего вкуса, этики и эстетики, это безразмерное литературное поле, на котором ты двадцать лет высевал как семена добрые, так и ядовитую спорынью, ибо сердитые, порою желчные и злые статьи никто бы не опубликовал, они бы копились в столе годами, изъедая сердце, а тут своя безнадзорная пашенка, своя безнадзорная казна и то хлебное место, где кормится (худо-бедно) уже двадцать лет весь куняевский род: это и место, где можно утишить тщеславие, но возвеселить гордыню. «Человек с журналом» в нашем обществе не «титькин и петькин», он как бы при генеральских эполетах, он всюду вхож, его знают и слышат во всех эшелонах власти, он невольно диктует идеи, он – учитель масс, которому, как архиерею, поклоняются сотни тысяч бессловесных, – это та Красная горка, с которой главный редактор виден далеко по России. Ну как тут не вскружиться слабой голове и не почувствовать себя всесильным? И оттого в разнузданной статье, упакованной в слащавую обёртку, такой базарный тон разгневанной хабалки с торжища и столько облыжной грязцы, коей загажен всякий мой искренний поступок.
Представь себе, Куняев, если бы у тебя не было своего журнала? Стихи ты писать бросил, гремучие статьи прятались бы в стол, ни один бы журнал, увы, не напечатал бы их, не было бы у тебя казённой машины под зад и звали бы тебя просто: «Дед Пихто на завалинке». Вот что такое журнал «Наш современник». А ты: «Дипломы в рамке…»
Мы живём в мире фальшивых философем, управляющих нами, в глубине которых закупорен разрушительный смысл. («Никто не забыт и ничто не забыто», «Кто не работает, тот не ест», «Слово – серебро, молчание – золото», «Деньги–товар–деньги», «Добро должно быть с кулаками», «Вам есть где жить, нам есть где умирать» и т.д.) И каждый писательский «поток», не хотящий сливаться в общую полноводную реку, насочинял для себя множество поклончивых «молитовок», выдумал свои правила поведения, этику и эстетику, наставил по рубежам своих «идолов», пробил свои тропы. А мир, разделившийся в себе, не устоит. И литературная, книжная жизнь не оттого безрадостна нынче, скучна и скудна, что пересеки и засеки наставил ей Интернет с телевизором иль что народ беден, разохотился читать, но потому, что в неё, в самую сердцевину, вклинился, как клещ-кровосос, торгаш, превративший книгу в товар, готовый выпить живую кровь культуры ради прибытка. Ради дохода в двести процентов купец-скряга и банкир-процентщик готовы убить свою мать. Это ещё Маркс признал, и мировой капитал согласился.
Было когда-то же, было на Руси: «Книги – это реки, напояющие вселенную…» Глубина, красота, душевность, теплота письменного слова веселили сердце, соединяли плоть и дух. Доброчестная, совестная книга – это не только молельня, дарохранительница, но и родильница духу. Изыми из неё живое пламенное слово, имеющее истоки в самой гуще народной жизни, – и получите заплесневелый сухарь, от которого православной душе никакого прибытка. Иные, кто «святее самого папы», ударившись в полное отрицание светской литературы, уверяют на толковищах, ещё более смущая национальное дыхание, дескать, литература – это дьявольский искус, разврат, а для полноты жизни с избытком хватит одного Евангелия (Владимир Крупин).
Со всех сторон, как из рога изобилия, сыплются нападки на художественное слово, чтобы опростить до лоскутьев, покромок когда-то живописное платье, так идущее русскому лицу своим напевом, многозначностью, свободою стоять на том месте в строке, где ему прилучится, при этом усиливая смысл. Как по остаткам копыта нельзя показать статей жеребца, так и по казённому письму не понять глубину былой русской речи, которую так обеднил машинный прогресс. Вот и в издательствах, где нынче и окопался в лице редактора самовольный
Невидимая война идёт на литературных фронтах не переставая (и справа, и слева, у почвенников и либералов), и лишь по редким заметкам «Литгазеты» и по частым некрологам можно понять, что схватка устроена злая, мстительная, иначе однажды можно выпасть из своей «семьи» навсегда, потерять покровителя или денежный мешок. И сама кремлёвская власть, далёкая от национальной культуры, её величия и необъяснимой духовной силы, увы, не хочет «мира под оливами», ибо и её прихватила «денежная болезнь»; там, наверху, самоуверенно посчитали, что всем в мире правят деньги. Вот и царствует нынче графоман при капитале. «Если есть в кармане гроши, значит, и писатель ты хороший».
Прежде хоть можно было найти сочувствие в Союзе писателей. Но и там нынче тишина, стылость, серость, тихое неизбежное умирание, плесенью старости покрыт даже сам воздух, громкий азартный голос не нарушит ледяного покоя. А ведь в этих стенах на Комсомольском, 13, когда-то оперялись, роились многие из молодых, кто нынче прочно вписан в литературу. Пусть и бедно, нище жили после дворцового переворота девяносто первого, когда Гайдар «сожрал все наши денежки», но ещё в сердце не угасала мечта, что всё вернётся на круги своя и союз не отвернётся, обязательно выручит, не даст пропасть. Это была и богаделенка, и странноприимный дом, в его коридорах ночевали скитальцы-поэты, кому негде было приклонить головы; вечерами звучала гитара Виктора Верстакова и Николая Шепилова, там и я порою вздымал голосишко. И своя «мамка» была, Лариса Баранова, вокруг которой роилась «молодяжка», мечтая о славе, и в этом кругу в большой цене были талант, упорство, честность и совестливость. И вот лет пять, как воцарились в этих стенах безразличие и усталость. «Старые крокодилы», оказывается, тоже умеют пожирать молодых крокодилят…
Надо бы в дуду на весь мир дудеть, о себе заявлять, де, жив курилка. А где она, эта дуда? Ни одной литературной газеты у Союза писателей, ни журнала, ни издательства – всё растащено иль пущено в распыл. Один Бондаренко тянет свой литературный «День» уж из последних сил, как тягловая лошадь, и ниоткуда ему ни помощи, ни привета.
Да, Россия в своих пределах живёт под покровом Богородицы, но её спасительные ризы надо постоянно вычинивать и поновлять нам самим, не пачкать своей душевной «грязью».
Р.S. Странное, из тюремного жаргона название статьи Куняева: «За базар отвечать надо…» (в малотиражке МСПС №3за этот год. – «ЛГ»). Но в сущности верное. На этом базаре уж который год суетятся Куняев, Переверзин и подручный Коноплянников, тот самый, что почти Гоголь и Достоевский в одном флаконе; по мнению многомудрого критика, прозаик Коноплянников до безобразия прост, но за этой оглупляющей простотой, оказывается, и таится никем не понятая пока гениальность. И вот эта троица всучивает простецу-читателю под видом шикарных полуботинок погребальные италианские тапочки, и, конечно, за этот шулерский обман отвечать надо….
Грешен, господин Куняев, что не упомянул в беседе с Прохановым («Завтра», №5, 2000г. – Ред. «ЛГ») твоего журнала, да и охоты на то не было, ибо ты, не чинясь, мне в глаза, странно осклабившись, вдруг признался однажды, что очень сожалеешь, что напечатал в своё время роман «Раскол»: де, столько журнальной площади зря перевёл, а мог бы опубликовать много прекрасных произведений. Ну, я виноват, что не упомянул, но зачем же с таким сладострастием топтаться на моём имени? Уже лет пять, наверное, я не захожу в твои владения, не потчуюсь рюмкою, не затягиваю песняку, так где же скрываются те бесподобные литераторы, которым я застил свет и силою, по-хамски затолкал в потёмки? Тю-тю… Хотя за последние десять лет вышло сто двадцать номеров. Даже по три романа в год – это же целая библиотека… Иль не вылупились пока, не окрылились твои мастера, иль оплодились по другим журналам, иль засохли преж времён, обнужели в провинции без хозяйского пригляда? И как странно, что ты не провёл Александра Пушкина по своему ведомству, не выставил в свою заслугу.