Литературная Газета 6369 ( № 17 2012)
Шрифт:
– Гениально!
– воскликнул главный, поднимая в полутёмном зале большой палец.
Удачно начавшуюся игру испортил Жевакин. Балтазар Балтазарович после Яичницы взял, как говорится, с места в карьер и пламенно произнёс:
– Вот в Сицилии!.. Хотели ли бы вы, сударыня, иметь мужем человека, знакомого с морскими бурями?
От внезапности Таня вздрогнула. И, услышав до боли знакомые слова, бросила испуганный взгляд на актёра со встопорщенными и лезущими в рот усами. Затем, вскрикнув "Ах!..",
Ах! Так это же он! Ишь какие слова выучил!
[?]Парень на вахтовую работу прибыл из Турции. И растопил её сердце, как брусок сливочного масла. Вдвоём они на славу провели время. Звал к себе на родину. Обещал следом жениться. Её родители, живущие в селе, благословили и строго напутствовали. А весь коллектив, хоть и преимущественно женский, подавив зависть, пожелал счастья[?] По прибытии купались в тёплых водах Босфора и валялись на золотом песке. Бесцельно бродили. Всё было похоже на красиво начавшуюся сказку. Или - на правду. Жаль[?] В один из вечеров её возлюбленный побежал за длинной юбкой турчанки. И - бесследно исчез. Может, юбка была лишь поводом. Одна в чужой стране, лишившись всего, беспомощная[?] Она с трудом вернулась обратно.
И теперь он, подлец, возникнув из ниоткуда, снова зовёт её в морскую стихию?! Ну не бессовестный ли нахал?!
– Видеть тебя не хочу! Ты променял меня на шлюху! Убирайся прочь! Сгинь!
– выпалила и, захныкав, опустилась на корточки.
– Поголовно больные! Им всем психолог нужен. Психотерапевт, - бесновался главный, вырывая клок волос даже не из парика, а с собственного темени.
– Ну что ты мелешь, а? Это ведь - Жевакин! В любви он тебе признаётся впервые! И к твоим прежним кавалерам, как и к твоим прежним похождениям, не имеет никакого отношения.
– Нет уж, хватит с меня! Сыта по горло!
– сквозь слёзы проронила Таня, чиркнув указательным пальцем по горлу. И, не объяснив, чем же так сыта, убежала со сцены[?]
В этот злополучный день главный приложился к горькой.
Спустя три-четыре дня директор театра вынужден был пойти к нему на поклон. Нашёл его в кровати. Одного. У изголовья стояла наполовину пустая бутылка. Сам хозяин, как подкошенный на поле брани боец, лежал ничком. Открыл один глаз, но сказать что-то внятное был не в силах.
– Афишу спектакля уже развесили. Всех, кого надо, оповестили. Только четыре дня всего-навсего-то и осталось. Ничего не готово[?] Ну, дорогой, подними голову, - умолял его присмиревший директор.
– Грозится прийти и этот, главный специалист министерства! Выручай уж как-нибудь. А я пойду сегодня проводить собрание. Посвищу нагайкой над их головами. Да - и приманю, наверное, того театрального критика, с которым ты часто[?] того[?] Пусть посмотрит. Авось что посоветует. А ты уж приди утром и не мешкая приступай к подготовке.
– Не могу я их всех видеть!
– Эх, артистов пасти - всё одно что кур[?] Начнёшь собирать, а они всё врассыпную норовят[?] Мне и до пенсии не дадут дотянуть. Чихвостят, ироды,
– Да, ночью приснился мне Николай Васильевич, - немного оживился главный режиссёр.
– Ой-ой-ой! Что такое ты говоришь?! А какую весть передал?
– Он-то умеет держать тайну[?] Постоял-постоял в дверном проёме, тяжело вздохнул - и ушёл[?]
– Незабвенный дух его тоже, должно быть, отягощён твоим состоянием. Пожалел бы ты его, Николая Васильевича. Да и артистами, конечно, он тоже, видать, недоволен[?]
Если в постели главный и был в одиночестве, то в квартире, оказывается, не совсем[?] Из ванной комнаты в направлении входной двери бесшумно выскочила Даша. И тут же вслед за нею в прихожей появилась Маша. С пакетиком в руках, в котором лежала бутылка, по весу полная, и даже закуска.
– Ба-а!.. Добрая фея! А ты что тут делаешь? Испарись и не попадайся мне на глаза!
– беззлобно пожурил её директор.
– Да думала: может, чай вам поставить[?] Голова, наверное, болит у него. А я тут и лекарство принесла[?]
Вернувшись к себе, директор театра собрал коллектив.
– Висим на волоске между быть или не быть, - нагнетая напряжённость, объявил он.
– У главного режиссёра постельный режим, а вы творите кому что заблагорассудится. Из всех здесь присутствующих никто не годится на главную роль. Поголовно! Все - со сдвигом по фазе. Нервы никуда не годятся. Чутьё совсем потеряли. Черту между личной жизнью и сценой вообще перестали различать!
– Вы же сами называли это раньше экспромтом!
Приподняв свою белую, будто посеребрённую голову без единой выбивающейся пряди, директор пробуравил взглядом заведующую костюмерным цехом Алесю.
– Экспромтом?! Тогда тащите на сцену всю бытовую грязь: как вы дома даёте волю рукам и доводите до истерики собственных мужей. Или, поскандалив с ними, в отместку прогуливаетесь с другими[?] А сцена - священна. Свя-щен-на! Бойтесь кары высокого искусства!
– Сегодня я пригласил известного вам театрального критика, - продолжил директор, показав на худощавого молодого человека со светло-рыжим загривком тонких и длинных волос.
– Он неоднократно удостаивал наши спектакли похвальными отзывами в средствах печати.
Директор умолчал о щедрых угощениях после спектаклей в директорском или режиссёрском кабинетах.
– "Женитьбу" я прочитал ещё в студенческие годы. Сейчас, разумеется, немного подзабыл, - скромно сказал молодой критик, тряхнув волосами.
– Конечно, жениться необходимо. Но на ком? Вот проблема, которая мучает каждого нормального человека. Например, в Китае более пятидесяти миллионов молодых холостяков. И все они просто истомились в поисках своей второй половины. Николай Васильевич прямо-таки угадал китайскую проблему.