Литературная Газета 6399 ( № 1 2013)
Шрифт:
Но теперь вы на празднике -
без меня, без меня.
Все Евтерпы, все Талии,
прейскурантом звеня,
хоть в Москве, хоть в Италии -
без меня, без меня.
Вот беда моя - личная,
а возня и грызня
и тусовка столичная -
без
Там - варилось, тут - жарилось,
вот всему - и зарок!
Я и так отоварилась
этим хлёбовом впрок.
Мной и так обесценено
было много чего -
от перчатки Есенина
до него самого,
чтоб народ нечитающий
выбрал много иных,
тех кумиров пока ещё,
лошадей временных.
От такого пожарища,
вплоть до Судного дня,
вы теперь уж, товарищи,
без меня, без меня[?]
* * *
Как я люблю масштабных неудачниц -
не дачниц, не машинниц, а чердачниц,
но не мошенниц - Боже упаси!
О, сколько их, любимых, на Руси!
А вы, в своих "шанелях" и "диорах"[?]
Люблю и вас! Но в шалях и оборах,
в смешных, почти нелепых кружевах -
мне всё равно роднее и дороже.
Вот их любовью дорожу я тоже,
она у них не только на словах.
Масштаб масштабу - рознь!
Не в этом дело.
Но вот сейчас, у крайнего предела,
почти на роковой очереди
я думаю, а кто за гробом встанет, -
"шанель" смутится, и "диор" отпрянет,
в Мадрид уедет, словно в воду канет -
исповедимы ль Божии пути?
А эта, почтальонка демиурга,
из Костромы, Ростова, Оренбурга,
займёт деньжат, билет в плацкарт добудет
и даже рассусоливать не будет.
Бела,
в оборках и в платочке чёрном встанет
и зарыдает. И сто раз помянет,
как мать, как милосердная сестра.
Письмо в Париж
Возвращаясь в Эдем
после долгих блужданий
по России с её нужниками в грязи,
среди сказок её или иносказаний,
удивительных - издали, страшных - вблизи,
одинокий, как перст, ты любовью - измучен,
может, это и есть родовое пятно?
–
ни ногтями содрать
ни забыться в падучей -
не залить даже водкой - проступит оно!
Так на вёсла садись и плыви по теченью -
вдоль засохших кустов по умершей реке.
Но и это уже не имеет значенья
для России в её инфернальной тоске.
Может, только Господь
и остался над нами,
чтоб в надменной Европе, в роскошном саду
мы безжалостно мучились русскими снами,
умирать бы хотели - лишь в русском аду.
Городок
Запорошило, даже замело
наш городок - ни город, ни село,
изобретенье Сталина, чей пыл
читателя - к иным благоволил,
ну а иных писак - в расход, в распыл.
Вот Пастернак на дачах "жжот", а там,
в темницах, - подыхает Мандельштам,
и логики за этим - никакой,
лишь ход светил с безумною тоской.
Лишь Бунина известный всем отказ:
"Я обойдусь без дачи и без вас!"
Здесь всё старо, впопад и невпопад, -
дома, доносы, и успех, и сад,
и запустенье века, и прогресс.
И даже неизбывный интерес
завистливых друг к другу поэтесс.
Гляжу в окно - там всё заметено.