Литературная Газета 6446 ( № 3 2014)
Шрифт:
Борис был вывезен через Ладогу на Большую землю и умер в железнодорожном эшелоне в феврале 1942 г.
Из дневника К.В. Мосолова, преподавателя ремесленного училища № 1 при Адмиралтейском заводе.
«Тень зимы 1941– 1942 года. Утром 5 апреля шёл на работу мимо энского госпиталя, где работает наш знакомый доктор Брискин. К госпиталю подъехала машина, и четыре женщины стали загружать её умершими дистрофиками. Они были жёлтые и худые, как скелеты, и стучали костьми о дно машины.
И мне захотелось, чтобы Гитлер перед судом полежал бы в штабеле мертвецов и немного понял, сколько
18 апреля 1943 г. «Сегодня на работе горячий денёк. Только в здание нашего цеха попало четыре снаряда. Один разорвался рядом с мальчиком-электросварщиком – от него остались только клочья ватника, кровь и больше ничего.
Один снаряд прошёл крышу, два потолка, изогнул в баранку двутавровую балку и, ударившись о пол мастерской, лёг между двумя строгальными станками – он не разорвался. Когда его трогал, он был ещё горячий».
Из дневника Израиля Назимова, в 1941–1942 гг. – заведующего райздравотделом Кировского района Ленинграда и завотделом внебольничной помощи Ленгорздравотдела.
18 января 1942 г. «С утра пошёл в баню. Темно, холодно, но есть горячая вода. Сразу почувствовал облегчение. <…> был в больнице имени Володарского. Проверял работу, давал указания – отметил много недостатков. Продуктами питания трест столовых снабжает отвратительно».
22 января 1942 г. «Когда кривая смертности начнёт падать? Сегодня в больнице Володарского вновь 500 трупов. …Трупы, трупы и трупы. Сколько их? Тысячи? Очень, очень много!
25 января 1942 г. «Сегодня с утра был в больнице Володарского. Навестил отца, мать и Абрашу. Отец плох. Мать выглядит лучше. <…> Из больницы прошёл в 245-е ясли ещё раз посмотреть состояние интернатной группы. Там меня угостили таким обедом, который сразу поднял моё настроение. Я ощутил сытость. А какое это удовольствие!»
26 января 1942 г. «…Люди озверели. В одной семье нашего района 18-летний сын убил мать, двух сестёр 28 и 16 лет, забрал продовольственные карточки и скрылся».
29 января 1942 г. «…В 132-х яслях меня накормили как на убой. Ох как это приятно! Зарядка на весь день. Вечером был в поликлинике. Основные вопросы – стационары.
Транспорта в городе почти нет. Всё доставляется на себе или на санках. Дрова для поликлиники возятся на санках».
30 января 1942 г. «Дали ток. В комнате светло, работает радио».
1 февраля 1942 г. «С утра зашёл в магазин и выкупил сахара 0,5 кило и 50 г масла (начал есть масло). После этого позавтракал. В 11 ч. утра открывал стационар для дистрофиков на 35 коек при фабрике «Красный водник». …Сколько слов благодарности было сказано всеми поступившими больными, которые этим мероприятием будут спасены от голодной смерти. Голодные как звери, они набрасывались на достаточную по калорийности пищу, подбирая все крошки хлеба, они вылизывали тарелки, ложки и с жадностью глядели на тех, кто ещё продолжал есть…»
10 февраля 1942 г. «Идя на работу, около яслей наткнулся на труп женщины. Насильственная смерть. Пробит
14 февраля. «Время 12 ч. ночи. Только что закончил разработку плана для санитарно-бытовых комиссий домохозяйств. До этого хорошо помылся и выпил горячего чая. Чувство голода начинаю забывать. Питаюсь вполне удовлетворительно.
Заходил домой. Мамы не застал. Встретил её в магазине, в очереди за 125 г мяса. Устроил для неё ежедневно 1/4 литра молока и 200 г каши. Нужно поддержать. Была у меня Груша. Дал ей справку на белый хлеб. Как она изменилась! Отекла».
16 февраля. «Эвакуация населения идёт полным ходом. В день отправляется по 5–6 эшелонов. Вот сейчас народ не удержишь! Все хотят выехать. Сколько криков, слёз, угроз по адресу ведающих эвакуацией. Но всех не удовлетворишь».
9 марта 1942 г. «На рынках уже несколько раз обнаруживали продажу человечьего мяса в варёном виде. Чаще его обменивают на хлеб.
Вообще продовольственный вопрос в Ленинграде несколько улучшился. Выдаются мясо, крупа, масло и некоторые другие продукты, даже сухие овощи. Правда, всё это далеко не в требуемом количестве, но уже можно себя поддерживать. Дальше наверняка будет лучше. На Невском сегодня был приятно поражён. Двигаются грузовые трамваи – вывозят сколотый лёд и снег».
26 апреля 1942 г . «Стационары для дистрофиков с 1 мая закрываем. Взамен их с 25 апреля организованы и уже открыты столовые усиленного питания. Всего в городе на таком усиленном питании будут одновременно находиться 100 000 человек. <…> Какое это большое политическое дело! 400 000 дистрофиков, пропущенные через эти столовые, должны будут прекратить и прекратят смертность в городе».
8 июля 1942 г. «А сейчас я преступник, который скоро предстанет перед советским судом. За что? За то, что по указанию райисполкома мною были направлены в феврале 6 завотделами исполкома на питание в ясли, со сдачей ими своих продовольственных карточек <…> …и меня привлекли к ответственности по 109-й статье – использование служебного положения в личных целях.<…> Мне приписали смертность детей в этих 197-х яслях, ибо я объедал детей, хотя ни в какой степени дети от моего питания не страдали и получали свою норму полностью. За четыре месяца было всего шесть смертей от дистрофии <…> Я не признал себя виновным ни в одном обвинении, мне предъявленном».
23 января 1943 г. «…город значительно отличается от зимы 1941–1942 гг. Сравнительно чисто, снег убирается, ходят трамваи, работают театры, кино, бесперебойно работают радио, телефон. В квартирах тепло – действует водопровод, канализация. Большинство прилично одеваются, вид здоровый. Дистрофиков несравненно меньше. Цинготных – тем более».
23 мая 1943 г. «…Мне приписывают экономическую контрреволюцию. Во всём этом нет ни атома истины. Я преследовал своими действиями одну только цель – сохранить имущество, сохранить продукты. Ведь наступит время, кончится война, начнут восстанавливаться в районе учреждения – и всё это понадобится. С трудом удалось собирать имущество. Люди болели, умирали, транспорта не было, но то, что можно было, всё же спасли. <…>