Литературная Газета 6449 ( № 6 2014)
Шрифт:
Степашин: Безусловно. Мы сейчас делегировали людей для проверки учебников. И не только по литературе, но и по истории, и даже по математике. Там, оказывается, тоже есть проблемы. Хотя у меня есть и своя точка зрения, связанная с тем, как учили меня. Моя учительница литературы когда-то сказала нам: «Уберите вы эти учебники!» И мы ими практически не пользовались. Мы читали книги, разыгрывали спектакли, ходили в театр. Но мне повезло, я рос в Ленинграде, где был великий товстоноговский БДТ, вся классика. Это самое сильное впечатление. А учебники были страшноватые. Лермонтова там сделали декабристом… По моему мнению, учебник гуманитарный должен наталкивать человека на поиск истины.
Кудимова: Но ведь выдающихся учителей-словесников немного. И кто
Степашин: Это уже вопрос школы вообще. Тут надо посмотреть, чему мы учим, сколько у нас вузов, никому не нужных. У нас всеобщее высшее образование при повальной неграмотности.
Татьяна ГАВЕРДОВСКАЯ, редактор приложения «Словесник»: Как вы относитесь к Единому государственному экзамену?
Степашин: Сложно. Я думаю, что мы зря бросились на Болонскую систему. К сочинению я отношусь абсолютно положительно. У меня когда сотрудники поступали на работу в МВД, Минюст, Счётную палату – они все сдавали экзамен по русскому языку. И, как правило, на двойку. Совершенно неграмотные люди. Поэтому школьный экзамен по русскому языку – правильное решение. Я не понимаю, как можно сдавать ЕГЭ по истории, по литературе. У нас была хорошая, придуманная Ломоносовым русско-прусская система обучения. Зачем мы ударились в эту Болонскую?
Серков: Самое смешное, что в Болонье отказываются от этой системы…
Степашин: Совершенно верно. Молодцы Виктор Садовничий и Николай Кропачёв: они сохранили Московский и Санкт-Петербургский университеты, у них свои экзамены, свои конкурсы и олимпиады.
Александр ХОРТ, редактор отдела «Сатира и юмор»: Какие перспективы у московского «Динамо» в этом сезоне?
Степашин: Как бы ни относились к Роттенбергам, но и Аркадий, и Борис очень любят спорт, и как минимум второе-третье место «Динамо» должно взять. А можно и за чемпионство побороться.
Арина АБРОСИМОВА, обозреватель отдела «Искусство»: Сергей Вадимович, что вы сейчас читаете? Какая у вас настольная книга?
Степашин: Ну, настольная книга может быть только одна – Библия. Или Евангелие. Если брать детство – то это Бианки, Кассиль, Купер… первая книга, которая меня потрясла, – «Овод» Войнич, хотя я прочитал её очень рано, в третьем классе. А сейчас я читаю сразу несколько книг: пьесу в стихах «Сократ всегда Сократ», которую написал Юрий Михайлович Лужков; читаю «Лавра» Водолазкина, который получил «Большую книгу». Ещё Гранина, «Мой лейтенант». Прочитал всю Улицкую. Пишет она замечательно. «Даниэль Штайн» и «Казус Кукоцкого» – это серьёзные вещи.
Когда говорят, что, мол, некогда читать, я только документы подписываю – я считаю, что это люди ущербные. Или когда говорят «да я Пушкина люблю, Лермонтова» – это тоже значит, что ничего не читают. Я читаю по ночам, с одиннадцати до часу.
Абросимова: А каково ваше отношение к современной литературе, если сравнивать с классикой?
Степашин: Писатели при жизни классиками не становятся. Они становятся классиками после смерти. Но, если уж говорить откровенно, я считаю, что золотой век русской литературы – конец XIX столетия. Найдите мне сегодня такого мастера миниатюры, как Чехов! «Смерть чиновника», например. Думаю, всем руководителям надо читать этот рассказ.
Теги: Сергей Степашин , книжный союз
Изуродовали Абрамова
В прошлом году в 30-летнюю годовщину ухода из жизни писателя, воина, радетеля о родной северной земле Фёдора Абрамова петербуржцы тепло вспоминали о нём. На вечерах памяти просто, по-человечески говорили
Многие хорошо помнят слова писателя: «Родина – это то, без чего невозможно представить жизнь человека. Я вкладываю в это понятие, прежде всего, нравственный смысл. Для всякого честного человека любовь к Родине – это святой долг по её возвышению и, когда надо, защите. Только люди с пустой душой теряют сыновнее чувство к Родине».
Для меня, привыкшего к тому, чтобы перед любым художественным фильмом показывали визитную карточку киностудии: «Мосфильм», «Ленфильм», «Одесская киностудия», «Киностудия им. Довженко» или что-либо из современных названий кинокомпаний, несколько необычным показалось на фоне русских северных пейзажей под звуки русской песни увидеть: «представляет Сергей Сендык». И поскольку в титрах не было ничего, кроме того, что он ещё и продюсер, я подумал, вот молодец, наверно, не все покупают яхты и зарубежные спортивные клубы, кто-то для народа фильмы снимает. А когда я увидел, что режиссёр этого фильма Тэмо (Теймураз) Эсадзе, настроение у меня улучшилось ещё больше. Во-первых, нужно обладать достаточной творческой дерзостью, чтобы «замахнуться» на такой подвиг; во-вторых, дерзнуть влезть в «загадочную русскую душу» – всё это дорогого стоит. Тем более что уже есть любимые народом киноленты «Вечный зов» и «Тени исчезают в полдень», снятые Краснопольским и Усковым.
Я весь обратился в зрение. Но после портретов и фамилий исполнителей главных и второстепенных ролей на экране вдруг замелькали кадры какого-то города (может быть, кто-то и угадал этот город[?]) и «пошёл» неизвестно кому принадлежащий закадровый текст: «Не скажу, чтобы я любил его. Сколько по стране городов, слепо изуродованных отсутствием всякой архитектурной мысли и безденежьем. Безразмерная центральная площадь во главе с вождём пролетариата. Доживающие век старинные особняки и т.д.». Весь пафос такого начала сводился к тому, что даже на месте разрушенного мы можем построить лишь что-либо не менее уродливое по сути своей. Мне сначала показалось, что это была какая-то нелепая ошибка, но я быстро понял, что это довольно подлая и умышленная «находка» сценариста и режиссёра. С экрана пахнуло откровенной «пивоваровщиной». Каждая новая серия фильма о нелёгкой жизни северного села Пекашино начиналась с безжалостного показа кинохроники самых тяжёлых, самых кровавых и невыносимых для нормальных людей кадров отступлений и поражений начала войны. Ладно бы, одна кинохроника. На фоне этих страшных кадров всё время звучал текст комментатора, клеймившего бездарную и преступную власть. Вязьма, Харьков, Ржев, приказ № 227: «Ни шагу назад!», Северо-Кавказский фронт… На этом фронте наши войска, как оказалось, бежали в страшной животной панике, сшибая и затаптывая всех, кто пытался хоть как-то противостоять фашистам. И пришлось срочно ставить на пути паникёров заградительные отряды (ну куда же без них!) и расстреливать, расстреливать, расстреливать…
Хроника Великой Победы сопровождалась комментарием: «Победа досталась чудовищной ценой!» Тост И. Сталина в честь русского народа был прокомментирован так: «Сталин знал, что не было более измученного, исстрадавшегося народа и не только фашистами, но и его волей и советской властью, и что это ещё не конец». И, главное: «…Что ещё не было в истории более опустошённого народа, чем русский народ» (непонятно, кто отстроил страну после войны, не иначе как заградотряды помогли). И тут же – постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград», и ещё, и ещё, и ещё! По сердцам, по душам – с оттяжкой и сладострастием! И, конечно же, – это не для тех, кто слушал и слышал голос Левитана и сообщения «Совинформбюро»; это для нынешних, молодых.