Литературные вечера. 7-11 классы

Пестрякова Надежда

Второй ведущий :

Акмеист, участник «Цеха поэтов», автор поэтических книг «Отплытие на остров Цитеру», «Горница», «Вереск», «Сады», «Лампада», поэт Георгий Иванов в 1923 г., вскоре после гибели его друга и единомышленника Н. Гумилева, вместе с женой, поэтессой И. Одоевцевой, выезжает в Париж. Лучшей книгой его стихов, вышедшей в эмиграции, стала «Роза». Поэт был активным сотрудником альманаха «Числа». Умер Г. Иванов в 1958 г. в Париже. Но это внешняя канва биографии поэта, даты, между которыми – судьба. Мучительное узнавание себя, трагедия эмиграции – страшное чувство утраты родины. Последние годы он провел в доме для престарелых.

Было все – и тюрьма, и сума.

В обладании полном ума,

В обладании полном таланта,

С распроклятой

судьбой эмигранта

Умираю…

Он не отрекся от всего, что любил и для чего жил, – от России, осудив себя на добровольную казнь прошлым и будущим. Его эмигрантские стихи строги и искренни. В них – мужественность последних признаний, огромная мука и сияющая надежда: «Воскреснуть. Вернуться в Россию – стихами…»

Десятый чтец (фоном звучит музыка Ф. Листа «Грезы любви»):

Что-то сбудется, что-то не сбудется…

Переменится все, позабудется…

Но останется эта вот, рыжая

У заборной калитки трава.

…Если плещется где-то Нева,

Если к ней долетают слова —

Это вам говорю из Парижа я

То, что сам понимаю едва.

<…>

Я, что когда-то с Россией простился,

(Ночью навстречу полярной заре)

Не оглянулся, не перекрестился

И не заметил, как вдруг очутился

В этой глухой европейской дыре.

Хоть поскучать бы… Но я не скучаю.

Жизнь потерял, а покой берегу.

Письма от мертвых друзей получаю

И, прочитав, с облегчением жгу.

На голубом предвесеннем снегу.

Бороться против неизбежности

И злой судьбы мне не дано.

О, если б мне немного нежности

И вид на «Царское» в окно,

<…>

Ликование вечной, блаженной весны,

Упоительные соловьиные трели

И магический блеск средиземной луны

Головокружительно мне надоели.

Даже больше того. И совсем я не здесь,

Не на юге, а в северной, царской столице.

Там остался я жить. Настоящий. Я – весь.

Эмигрантская быль мне всего только снится —

И Берлин, И Париж, и постылая Ницца.

…Зимний день. Петербург. С Гумилевым вдвоем,

Вдоль замерзшей Невы, как по берегу Леты,

Мы спокойно, классически просто идем,

Как попарно когда-то ходили поэты.

За столько лет такого маянья

По городам чужой земли

Есть от чего прийти в отчаянье.

И мы в отчаянье пришли.

<…>

Одиннадцатый чтец :

В ветвях олеандровых трель соловья.

Калитка захлопнулась с жалобным стуком.

Луна закатилась за тучи. А я

Кончаю земное хожденье по мукам.

Хожденье по мукам, что видел во сне —

С изгнаньем, любовью к тебе и грехами.

Но я не забыл, что обещано мне

Воскреснуть. Вернуться в Россию – стихами.

Первый ведущий :

В мае 1922 г., в Берлин, недолговечный центр русского зарубежья, приехала Марина Цветаева. Решение ехать за границу она приняла мгновенно и бесповоротно, получив первое за четыре с половиной года разлуки и неизвестности письмо от мужа, Сергея Эфрона, который оказался за границей после разгрома белой армии. <…>Это были годы бедности, тяжкой жизни внешней и напряженной жизни внутренней – работа над стихами, поэмами, трагедиями. Осенью 1925 г. Цветаева с детьми приехала в Париж, где ее семью приютили знакомые, отведя им комнату в тесной квартире, которую снимали. Во Франции Цветаевой суждено было прожить тринадцать с половиной лет. Она заявила о себе быстро и энергично. Ее литературный вечер в одном из парижских клубов принес ей триумф и одновременно зависть и нелюбовь многих из эмигрантских кругов, почувствовавших в ней силу и независимость. И Цветаева сознательно шла на конфликт с не понравившимся ей литературным зарубежьем и никогда не присоединялась ни к одной из литературных группировок.

Во Франции она чувствовала себя ненужной, чужой всюду. Не хватает денег, и она начинает писать прозу («стихи не кормят, кормит проза»). Несколько лет Цветаева пользовалась благотворительными суммами, которые собирали для нее ежемесячно состоятельные дамы.

Муж Цветаевой С. Эфрон все больше тянулся к Советскому

Союзу, он становится деятелем «Союза возвращения на Родину», начинает работать на советскую разведку. Стремилась ли сама Цветаева вернуться домой? Конечно, она любила родину, но сама оставалась вне политики, она знала только, что если муж ее вернется в Россию, она последует за ним. Как мучителен для нее этот вопрос, видно по ее письмам и стихам. «Здесь я не нужна, там я невозможна», – пишет она в одном из писем. «Нас родина не позовет», – это из «Стихов к сыну»:

Двенадцатый чтец (стихотворение «Стихи к сыну»):

С фонарем обшарьте

Ведь подлунный свет.

Той страны на карте —

Нет, в пространстве – нет.

Выпита, как с блюдца:

Донышко блестит!

Можно ли вернуться

В дом, который – срыт?

Заново родился!

В новую страну!

Ну-ка, воротися

На спину коню

Сбросившему! (Кости

Целы-то – хотя?)

Эдакому гостю

Булочник – ломтя

Ломаного, плотник —

Гроба не продаст!

Той ее – несчетных

Верст, небесных царств,

Той, где на монетах —

Молодость моя,

Той России – нету.

Как и той меня.

Второй ведущий :

В 1937 г. дочь Цветаевой Ариадна уехала в Москву, исполненная радостных надежд. Скоро в Москву спешно уезжает и Сергей Эфрон. Таким образом, отъезд Цветаевой с сыном был предрешен. Она готовится к отъезду. Состояние ее труднейшее: больше полугода она ничего не писала. «Нет душевного покоя, – сетует она… – Я – страшно одинока. Из всего Парижа только два дома, где я бываю». Главное для нее в это время – надежда на то, что сыну ее на родине будет лучше, чем в эмиграции.

12 июня Марина Цветаева уехала в СССР.

Тринадцатый чтец (фоном звучит Концерт № 3 С. Рахманинова):

О, неподатливый язык!

Чего вы попросту – мужик,

Пойми, первая и до меня:

– Россия, родина моя!

Но и с калужского холма

Мне открывалася она —

Даль – тридевятая земля!

Чужбина, родина моя!

Даль, прирожденная, как боль,

Настолько родина и сталь

Рок, что повсюду, через всю

Даль – всю ее с собой несу!

Даль, отдалившая мне близь,

Даль, говорящая: «Вернись

Домой!» Со всех – до горних звезд —

Меня снимающая мест!

Недаром голубей воды

Я далью обдавала лбы.

Ты! Сей руки своей лишусь, —

Хоть двух! Губами подпишусь

На плахе: распрь моих земля —

Гордыня, родина моя!

Первый ведущий :

Владимир Набоков начал входить в отечественную литературу, культуру лишь спустя 10 лет после смерти, будучи по злой иронии судьбы широко известным всему миру. Судьба талантливого писателя сложилась необычно. Едва начав свой литературный путь, В. Набоков двадцатилетним юношей в 1919 г. оказался вместе с семьей в эмиграции. С детства будущий писатель зная несколько языков, серьезно увлекался этнологией, шахматами, спортом. Но главным его делом была литература: романы, рассказы, переводы, стихи. Он писал на двух языках (русском и английском), виртуозно владея обоими, достиг мирового признания и славы. В. Набоков стал одной из значительных фигур нашей литературы в эмиграции. Уже в 1930-е гг. всеми авторитетными кругами русского зарубежья был признан его небывалый, выдающийся талант. А. Солженицын в 1972 г. писал о нем в письме, направленном в Шведскую Королевскую академию: «Это писатель ослепительного литературного дарования, именно такого, которое мы зовем гениальностью».

Поэзия Набокова известна меньше его прозы и переводов. Но он начинал со стихов и писал их почти до последних дней жизни. Его стихотворения разных лет объединяют тоска по родине, воспоминания о ней («Это было в России, это было в раю …»), мечты о ней, любовь к ней:

Наш дом на чужбине случайной,

Где мирен изгнанника сон,

Как ветром, как морем, как тайной

Россией всегда окружен.

Второй ведущий :

Родина оставила неутихающую боль в душе Набокова («… это русские струны в старой лире болят»).