Логика. Том 1. Учение о суждении, понятии и выводе

Зигварт Христоф

Труднее доказать необходимую связь также и в тех условных высказываниях, которые содержат обещание, как в ранее приведенном Бергманном (Reine Logik I, с. 203) примере: «Завтра я навещу тебя, если будет хорошая погода». Здесь, по-видимому, действительно имеется лишь обусловленное высказывание и необходимая связь, по-видимому, отсутствует. Каким образом «прекрасная погода» может иметь необходимым следствием «посещение»? Но и этот пример, строго говоря, не создает никакого исключения. То, что он выражает, есть хотение, теперь уже принятое решение, вместе с тем данное обещание. Само это решение как таковое не обусловлено; своим обещанием я теперь уже связан; ибо то, что содержит моя воля, есть именно зависимость поступка от наступления определенного факта. Содержанием моего теперешнего хотения является именно то, что вместе с предпосылкой действительно должно наступить также и следствие; я создаю своей волей связь и посредством этой теперь желанной связи я утверждаю, что выполнение наступит, коль скоро имеется налицо предпосылка; это высказывание обосновывается на моем хотении, которое не может себе противоречить. То же самое имеет место

во всех обещаниях, угрозах, в при нятых на себя по договору для определенных случаев обязательствах: я определяю своей волей, что будущее хотение должно явиться непременным следствием наступившего условия. Также и здесь, следовательно, то, что я утверждаю, есть связь между предпосылкой и следствием (ср. рассуждения Enneccerus’a: Rechtsgesch"aft, Bedingung und Anfangstermin, 1888, с. 16, 175 и сл.). Только эта связь, именно как желанная, отлична от независимо от моего хотения существующей реальной связи, какую имеет в виду чисто теоретическое высказывание. В качестве такового предложение: «если будет хорошая погода, то я навещу тебя завтра», было бы ложным, так как здесь нет никакой объективно необходимой связи, как в предложении: «если будет хорошая погода, то эти почки раскроются завтра». Оно может быть лишь объективно значимым, так как предположено, что моя воля в состоянии создать желанную связь и что она остается постоянной, что я, следовательно, остаюсь верен своему обещанию. Итак, мы приходим к тому результату, что всякое высказывание с условным «если – то» лишь постольку является суждением, поскольку выражает необходимую связь.

74. Ту трудность, какую Twesten (Logik, § 64) выдвинул против взгляда, что условное суждение с отрицательным аподозисом является утвердительным, легко устранить. Если, говорит он, категорическое суждение «ни один равносторонний треугольник не является прямоугольным» есть отрицательное, то каким же образом должно быть только утвердительным соответствующее условное суждение «если треугольник равносторонний, то он не прямоугольный»? – Конечно, нет, если бы условное суждение было утверждением относительно равностороннего треугольника, а не относительно необходимости следствия. Но почему нельзя было бы утверждать, что отрицательное суждение необходимо следует? Возможность безусловного отрицания «ни одно А не есть В» покоится ведь именно на том, что познается, что те определения, какие мыслятся в А, делают необходимым отрицание В; и этот смысл общего отрицания выражает условное суждение посредством утверждения этой необходимости.

75. См. мое Programm, с. 54 и сл. «Если центр Луны не находится в плоскости эклиптики, то вместе с центрами Солнца и Земли он образует треугольник» – это не означает то же, что «Или лунный центр находится в плоскости эклиптики, или он образует вместе с обоими другими центрами треугольник». Ибо он может также образовать с ними треугольник, если он находится в плоскости эклиптики, но узел не падает на прямую, какая проходит через центры Солнца и Земли.

76. Тем самым указано надлежащее место в логике так называемым уступительным предложениям. Их значение заключается в том, что они отвергают непосредственное или посредственное следствие, какое могло бы быть сделано из протазиса.

77. Учение Тренделенбурга, что разделительное суждение указывает объем понятия субъекта, касается только тех разделительных суждений, какие покоятся наделении понятия субъекта. Оно неприменимо там, где разделение касается изменяющихся состояний, и оно применяется не в том же самом смысле там, где развиваемые возможные определения принадлежат именно понятию предиката. Ср. мое Programm, с. 60, 61.

78. Ср. Trendelenenburg: Ueber Leibnizens Entwurf einer allgemeinen Charakteristik. Histor. Beitr. zur Philos. III, c. 1 и сл. – Cartesius Ep. I, 111, где он развивает подобную же мысль: Ejusmodi linguae inventio a vera Philosophia pendet. Absque ilia enim impossibile est omnes hominum cogitations enumerare, aut ordine digerere; imo neque illas distinquere, ita ut perspicuae sint et simplices… Et si quis clare explicuisset, quales sint ideae illae simplices, quae ih hominum imaginatione versantur, et ex quibus componitur quidquid illi cogitana, essetque hoc per universum orbem receptum, auderem denum sperare linguam aliquam universalem etc.

79. Так как Кант в Трансцендентальной эстетике § 2, 4: «Всякое понятие надо мыслить как представление, которое содержится в бесконечном множестве различных возможных представлений (в качестве их общего признака), следовательно, имеет их под собою». (Пер. Н. Лосского, с. 45).

80. Это последовательно, когда Drobisch (Logik, 3-е изд. § 18, с. 20) прямо допускает этот произвол. «Само по себе совершенно произвольно, какие объекты мы хотим сравнивать друг с другом; малиновый куст можно сравнивать с ежевичным кустом, но также и с перочинным ножиком или с черепахой». Но если затем в качестве примера таких «искомых сравнений» приводится линнеевская система, которая в одном классе соединяет весьма различные растения – то тут упускается из виду, что понятия, определяющие линнеевские классы, возникли не этим простым и прямым путем сравнения. Ибо этот последний путь подчеркивает только общее в произвольно объединенных объектах; а линнеевские классы, наоборот, возникли из стремления найти простые отличительные признаки, при помощи которых необозримое многообразие растений можно было бы подразделить на определенные группы. На первом месте тут стояло уразумение, что растения различаются числом тычинок и т. д.; а затем уже следовал метод для объединения в одно сходных в этом отношении растений. Сравнение в более широком смысле, естественно, лежало также в основе и указанного различения. Но первоначально оно было направлено на то, чтобы найти различия, а не то, что обще всем сравниваемым объектам. (Оба последних положения относятся к возражениям Drobisch’ а, 5-е изд. с. 21.)

81. В существенном это есть также и метод сократовского

определения понятий, которое всегда исходит из того, что обычным значениям слов соответствуют определенные понятия. Метод этот применяется здесь таким образом, что объяснение находится путем сравнения отдельных примеров чего-то такого, что называется словом, и путем противопостановления другого, что этим словом не наименовывается. Различие здесь только то, что Сократ не стремится перебрать все единичное, а довольствуется отдельными примерами. Учение о понятии вплоть по нынешний день, в сущности, находилось в зависимости от этого сократовского метода, который всегда предполагает, что словам языка должны соответствовать понятия. От него идет привычка не различать между понятием в психологическом и понятием в логическом смысле. Потребность в том методе и его значение, в конце концов, покоятся на том, что в каждом, путем традиции изученном языке первоначально бывает установлено, какие конкретные вещи и процессы традиционно наименовываются при помощи известного слова, и, соответственно возникновению понимания слов, со словом прежде всего связывается представление о целом ряде отдельных объектов еще до того, как до сознания доходит общее значение слов как таковое. Ответ Феэтета на вопрос: Что есть ? – это математика и т. д. в этом отношении является типичным. Дети и научно не вышколенные люди всегда отвечают примером вместо дефиниции. Сократовский метод прежде всего служит для того, чтобы привести к значению слов как таковому, какое лежит в основе отдельных наименований.

82. Тот взгляд, что будто бы лишь благодаря различению представление становится определенным, упускает из виду, что сам процесс различения возможен только между уже наличными различными представлениями и что различение не создает, следовательно, различающегося содержания. Если, например Ulrici (Compendium der Logik, 2-е изд. с. 60) говорит: «Только потому, что красное именно как красное не есть вместе с тем голубое, желтое и т. д., – только поэтому оно и является этим определенным цветом, который мы называем красным, – без различия от голубого и т. д. оно было бы лишено всякой определенности, оно было бы лишь цветом вообще; чем-то безусловно неопределенным, о чем мы ничего не могли бы знать, так как, как показано, цвет как цвет доходит до нашего сознания лишь благодаря различию цветов», – то я не могу согласиться с этим рассуждением. Ощущение красного – точнее, какого-либо определенного красного – есть нечто совершенно положительное с своеобразным содержанием; оно было бы этим даже в том случае, если бы при этом ощущалось меньше цветов, нежели это воспринимается всеми нормальными глазами. И то, что кто-либо, быть может, никогда и в глаза не видал некоторых цветов, – это обстоятельство не мешает определенности его цветовых ощущений. Тут отпало бы лишь многообразие и тем самым богатство его представлений. Для того, кто ощущал бы лишь красное, красное, разумеется, означало бы столько же, как и цвет вообще. Но этим было бы лишь сказано, что представление «цвет» не содержит под собой никакого многообразия различных качеств, а не то, что оно было бы чем-то безусловно неопределенным. Те условия, при которых мы можем удержать в сознании известное количество ощущений, не суть условия для определенности отдельных из них. Напротив, эта определенность служит предпосылкой для того удерживания. Ср. Lotze, Logik, 2-е изд. с. 26.

83. Так, напр. Ueberweg 5-e изд. § 49, с. 137: признаком объекта является все то в нем, чем он отличается от других объектов.

84. Мы сходимся в этом отношении во взглядах с E. Zeller’ом, высказанных им в его «Berliner Antrittsrede».

85. Ср. Lotze, Logik, 2-е изд. с. 26.

86. К этим формальным категориям, которые суть условия того, что нечто вообще удерживается в мышлении, мы причисляем также и число, в том смысле, что основная функция всякого исчисления, полагание и различение единиц и сознание перехода от одной единицы ко второй, от этой к третьей и единство сознания этого ряда шагов даны вместе с этими наиболее общими условиями мышления. Если дальнейшее развитие исчисления и более сложные операции счета вызываются впервые также отношениями между наглядными вещами в пространстве и во времени, и в особенности дроби предполагают делимость целого, которая первоначально дана только в пространственной или временной области, – то отсюда не следует, что число вообще зависит от условий наглядного представления. Ко времени счет стоит в том же самом отношении, как все наши деятельности вообще, именно что ряд таковых может совершаться только во времени. Но вовсе не существенно, чтобы время доходило до сознания при счете. Представление о времени точно так же зависит от представления о числе, множестве различных моментов. Ср. § 6, 3, b, с. 36.

87. Ср. Werner Luthe, Beitr"age zur Logik, с. 2: Из определенного красного цвета не может быть выделено общее всякому красному цвету. Рассуждения Lotze (Logik, 2-е изд. с. 27 и сл.) лишь, по-видимому, противоречат сказанному выше. Правда, он говорить сперва (с. 28 вверху), что в множестве различных впечатлений находится нечто общее, что является мыслимым в раздельности от их различий, чему (с. 29) в отдельных членах ряда (светло-голубой, темно-голубой и т. д.) свойственны особенные различия. Но он признает, что «общее голубое» не может быть объяснено таким же образом, как элементы других понятий, которые мы составляем из известных единичных представлений; и добавляет, что мы можем лишь ощущать, чувствовать, переживать тот факт, что общее является содержащимся; что общее не образует содержания какого-либо третьего представления, которое было бы одинакового вида и порядка со сравниваемыми; что само по себе оно не может быть схвачено ни в каком наглядном представлении.

Этим сказано то же самое, что имелось в виду выразить выше, и поэтому будет правильнее говорить вообще не о чем-либо общем, а лишь о не поддающемся дальнейшему анализу впечатлении сходства; впечатление это имеется налицо в весьма различных степенях, и соответственно ему мы располагаем простые ощущения в ряды по убывающему сходству, чтобы в пределах этого последнего провести те границы, до которых должно иметь силу определенное обозначение (красный, желтый и т. д.). Иначе обстоит дело при различиях в интенсивности, например, теплоты, тонов той же самой высоты. Здесь общее представимо, так как различия покоятся на возбуждении чувства и не суть различия представленного содержания.