Логово горностаев. Принудительное поселение
Шрифт:
— Вы не знаете, кто бы мог быть этот… Пастрини? — спросил следователь без всякой надежды.
Девушка отрицательно покачала головой, в ее прическе, обильно скрепленной лаком, не шелохнулся ни один волосок.
— Нет. За несколько дней до того — не помню точно за сколько: пять, шесть или семь — Аурелио сказал, что пойдет к этому Пастрини. Я думаю, их что-то связывало по работе…
— Вы не знаете, где они должны были встретиться?
— Больше я ничего не знаю. Ничего.
— Но это уже кое-что. И послушайте, синьорина…
— Да?
— Де Дженнаро случайно ничем не делился с вами? Не говорил вам об очень важном деле,
— Вы имеете в виду пленки?
— Какие пленки?
— Ну, эти… для магнитофона. В воскресенье мы с ним провели целый вечер, сравнивая записанные на них голоса…
Умело допрашивая девушку и не давая ей отвлекаться, Балестрини узнал, что Де Дженнаро работал над расшифровкой нескольких магнитофонных пленок, добытых им неизвестно где. Кроме того, наверно, некоторые записи он сделал сам и, не располагая другими слушателями, доверился ушкам своей шотландской поклонницы. Включая одновременно свой и ее магнитофоны, он давал ей прослушать обрывки разговора, а затем голоса, которые записал сам, и спрашивал, принадлежат ли они одним и тем же людям.
— Это были только мужские голоса, — сразу же уточнила Демпстер. Потом Балестрини задал ей несколько наводящих вопросов, и она попыталась припомнить хотя бы некоторые фразы, услышанные во время эксперимента, который, должно быть, казался ей тогда забавой.
«Вот послушай, этого человека я записал, когда он отдавал распоряжения шоферу, — говорил Де Дженнаро, целуя ее сначала в одно, потом в другое ушко, — и скажи мне, один ли и тот же это голос», — и включил первый магнитофон.
— Де Дженнаро не говорил вам, где достал катушки с пленкой?
— Нет.
И вдруг последовал неожиданный удар, чуть не пославший его в нокдаун.
Когда Грэйс, утвердительно кивнув, сказала капитану, что да, на обоих магнитофонах наверняка звучит один и тот же голос, Де Дженнаро вдруг расхохотался и обнял ее. «Вот увидишь, какой сюрприз будет для моего друга Балестрини, когда он узнает, кому принадлежит этот голос и с кем разговаривает его обладатель. Этот голос ему хорошо знаком!»
— Он выразился… то есть именно так и сказал? — пробормотал Балестрини, невольно подавшись вперед. У девушки более чем хорошая память, но насколько ей можно верить? Кроме того, как можно положиться на ее знание итальянского языка, всегда ли до нее точно доходит смысл услышанного?
Как бы то ни было, еще с добрых четверть часа Балестрини, не перебивая, внимательно слушал девушку, делая заметки в блокноте. Но больше он ничего нового не узнал о содержании магнитофонных записей. Нужно будет тщательно проанализировать все сделанные им Заметки, и наверняка придется еще раз допросить молоденькую шотландку. Однако услышанного было достаточно, чтобы совершенно определенно установить один чрезвычайно важный факт: в квартире Де Дженнаро искали магнитофонные ленты, и цель была достигнута, поскольку полиция их там не обнаружила. Хотя нельзя также исключить и того, что…
— Он никогда не называл вам фамилии некоего Паскуалетти? — в упор задал девушке вопрос Балестрини, оторвавшись от своих размышлений.
— Па… скуалетти? — с трудом произнесла она и сразу же, хотя еще и стараясь припомнить, отрицательно покачала головой: — Нет, определенно нет.
Раздосадованный Балестрини кивнул. У него мелькнуло было предположение, что капитан
Балестрини посмотрел в большое окно на простиравшийся внизу Рим. Отсюда город казался неузнаваемым: не было видно ни огромных куполов церквей, ни ленты реки, ни знаменитых развалин. Безликий большой город в обеденный час, с суматошным уличным движением, объятый августовским зноем.
— Это были важные магнитофонные записи? — робко осведомилась девушка. И Балестрини взглянул на нее с нескрываемой симпатией. То, что с первого взгляда показалось ему недостатками — неумение одеваться, чуть излишняя полнота, комичные манеры, — теперь он воспринимал как проявление своеобразной привлекательности и скромного изящества. А если приглядеться получше, то девушка на самом деле просто хорошенькая.
— Да, — сказал он.
На лице Грэйс отразилось огорчение, в искренности которого нельзя было усомниться.
— Sorry [46] . У меня осталось всего несколько фраз.
— Что?!
— Лишь та пленка, на которую Аурелио переписал голоса для сравнения. Это как раз то место, где они звучат одинаково.
Балестрини пришлось допрашивать ее еще несколько минут, прежде чем он выяснил до конца это важнейшее обстоятельство. У маленькой шотландки был не обычный магнитофон, а только плеер, и Де Дженнаро пришлось переписывать на одну из своих катушек голоса, которые он хотел дать ей прослушать; потом они произвели сравнение, включив один аппарат сразу после другого.
46
Жаль (англ.).
— Икудаделасьвашалента? — выдохнул Балестрини так поспешно и взволнованно, что все слова слились в одно. Девушка вытаращила на него глаза, и ему пришлось повторить вопрос более медленно.
— Она у меня дома.
— Вы уверены?
— Конечно. Но это всего лишь несколько фраз, понимаете?
— Да, но и это уже не мало. Сейчас вас отвезут домой на нашей машине, и вы передадите моим людям магнитофон вместе с… Нет, погодите, пожалуй, лучше я сам поеду с вами.
Балестрини набрал номер диспетчерской. Почти тотчас ответил чей-то раздраженный голос, который сразу смягчился, услышав, кто говорит. Но на месте, увы, не оказалось ни одной машины. Балестрини, кусая губы, повесил трубку. Ему не терпелось как можно скорее получить в руки эту чертову ленту.
— Если хотите, есть моя, — предложила мисс Демпстер.
— Что — ваша?
— Машина. Мы можем поехать на моей машине.
Мысль о том, что он сейчас сядет с этой «туристкой» в какую-то, наверно, разваливающуюся на ходу малолитражку и девушка повезет его к себе домой за важным вещественным доказательством, невольно заставила Балестрини улыбнуться. А потом, значит, ему придется с этим вещественным доказательством под мышкой бегать по улицам в поисках такси, поскольку общественный транспорт до четырех часов бастует. Но, хотя ситуация и казалась комичной, решение было принято.