Локи все-таки будет судить асгардский суд?
Шрифт:
— Поверь мне, сын Одина! Я изучал науку Земли, логисты скоро поставят оборудование, мы получим все! — с жаром продолжал убеждать естественник. Его щеки окрашивал лихорадочный румянец, а глаза полнились фанатичным блеском — ученые, что бы они ни вытворяли, впечатляли царевича своей преданностью идеям. И эта тяга к неизведанным знаниям была заразна. Пробыв в мире людей намного больше, чем этот ученый, Локи ни разу не задумывался над возможной пользой инструментов смертных, которые сумели в считанные недели заставить Тессеракт выполнять то, что им было нужно. Сейчас, когда надо было вернуть на
— Я дам вам время, — наконец, произнес царевич и, не справившись с любопытством, продолжил:
— А ты завтра расскажешь мне о преобразованиях в Асгарде.
— Ваше высочество! — Раиду склонился в глубоком поклоне, и Локи не смог скрыть покровительственной улыбки, наблюдая восторг, вызванный его благосклонностью. — Ты получишь великий Асгард!
— Не я, — Локи мечтательно вздохнул. — Мой отец!
Он уже предвкушал разговор с Одином, когда легким движением фокусника сможет предъявить ему новый мир, который поселенцы создадут под его четким руководством во славу истинного бога.
Фригг закончила расчесывать и очищать от жира шерсть и только собралась приступить к прядению, как ее затворничество грубо нарушили.
— Ты вернулся раньше срока, — заметила она, проводя рукой по драгоценным камням, украшавшим прядильный станок.
Супруг лично явился в Фенсалир, а не послал кого-то из слуг за ней — это так на него не похоже… Он был мрачен и чем-то обеспокоен. Сидевший на плече Хугин не двигался, всем своим видом выражая скорбь. Недавний подарок Фрейи — белая кошечка с рыжим пятном у основания хвоста, наперсница царицы — прошипела что-то грубое и удалилась восвояси: она недолюбливала воронов, которых нельзя было поймать на ужин.
— Я убил его снова, — медленно произнес Всеотец, подходя к окну, которое выходило на юго-запад. — Он пал к моим ногам.
— Теперь все будет по-другому? — спросила Фригг так тихо, будто кто-то мог их подслушать. Она протянула руку, разгоняя облака, нависшие над столицей: там, вдалеке, на юго-западе кипела жизнь, бурлили опасные жидкости, проводились опыты, которые могли закончиться взрывом или смертью.
— Ты должен вернуть его домой, — царица положила ладони на плечи супругу.
— Нет. Он сам придет.
Фригг подавила усталый вздох: Один еще упрямее, чем Тор и Локи вместе взятые. Если она сама не заберет сына из мира отверженных, то может никогда его не увидеть! Ей ли, как матери, не знать, что рожденного заново надо вести и направлять на каждом шаге, иначе любое самое прочное начинание может ни к чему хорошему не привести. О, как же ей хотелось возразить мужу, призвать к благоразумию, заставить немедленно поехать в поселение, но вместо этого она лишь спросила:
— Как ты убил его?..
— Он сам показал мне брешь в своей защите. Эгоистичные амбиции, тщеславие, жестокость… Я выкую ему новое сердце.
— И будешь гордиться им.
Один поднял руку и, не глядя, провел ладонью по нежной, несмотря на возраст, коже Фригг. Сколько времени прошло с тех пор, как они в последний раз стояли столь близко друг к другу?
Фригг не знала, сколько времени они так стояли с Одином — не двигаясь, почти не дыша. Было в этом что-то ностальгически прекрасное: когда-то она также стояла рядом с отцом. Он очень любил смотреть на столицу с высоты, но за неимением башни предпочитал подниматься на какую-нибудь гору. Совсем юная Фригг сопровождала его и любовалась утренним Асгардом с высоты птичьего полета. Она часто рассказывала сыновьям о детских впечатлениях: о походах в горы, об охоте с соколами на морских птиц. Локи слушал, затаив дыхание, Тор узнавал подробности, страстно желая покорить не только те вершины, на которых бывала мать, но и забраться гораздо выше и обязательно зимой. Каким же он был тогда глупым! И, кажется, он совершенно не изменился, только вершины стали другими…
В коридоре послышались тяжелые мужские шаги. Фригг и Один недовольно переглянулись: у них не было сомнений, кто направлялся в покои царицы, но это было так странно: Тор, в отличие от Локи, не любил Фенсалир и старался не переступать порога женского чертога.
— Сын мой, с возвращением, — тепло поприветствовала Тора Фригг, как только он показался из-за двери. Выглядел он еще более хмуро и расстроено, чем Один. Неужто смертная девочка поняла, что за участь ожидает ее в будущем, и отказалась от возлюбленного бога? Фригг внимательно посмотрела на молот — сын слишком вспыльчив и несдержан, вполне мог проломить строптивой девочке череп. И раскаяться, когда ничего уже нельзя исправить.
— Как прошла поездка?
— Люди мелочны и коварны, — ответил Тор, обращаясь скорее к отцу, чем к матери. — Моя вера в них умерла.
Он подошел к окну, за которым начинали сгущаться сумерки. Бог грома расстроен — облака, недавно разогнанные Фригг, вновь собрались в серые тучи и скрыли чудный закат от глаз царской четы.
— Мне не следовало приходить к друзьям: они показали мне много… всего.
— Не всякое знание приносит удовольствие, но и оно окажется полезным однажды, — кивнул Один. Фригг прекрасно видела, что он доволен таким исходом, а, возможно, и ожидал его. — Вот, возьми подарок от Локи.
Всеотец достал из-за пазухи три маленьких свертка, один из которых протянул Тору. Фригг подошла ближе и взяла тот, который предназначался ей — кретек. Почему-то вишневый. Она просила совсем другой… Один протянул третий сверток Хугину. Ворон перелетел на стол с рукоделием и принялся развязывать сложный узел, придерживая лапой аляповатую ткань.
— А сам он где? — Тор не спешил открывать подарок — знал, что Локи вряд ли удержался от мелкой пакости.
— В поселении.
— Даже на ужин не остался?