Лола и любовь со вкусом вишни
Шрифт:
Да, биологически мой отец Натан является моим дядей.
Родители пытались помочь Норе. Она уже много лет не жила на улице – до того как у нее появилась собственная квартира, Нора обитала в приютах, хотя я бы и сейчас не назвала ее надежным человеком. Лучшее, что о ней можно сказать, это то, что она больше не пьет. Ну а со Снупи мы иногда видимся, если он приезжает в город. Он обычно звонит родителям, и мы выбираемся куда-нибудь поесть бургеров, а затем вновь не слышим о нем по нескольку месяцев. Большинство людей и представить не могут, что такое бродяжничество.
Я не люблю говорить о своих биологических
– Мне нравится, как ты оформила свою комнату, – внезапно говорит Крикет. – Классные лампочки. – Он указывает на гирлянды бело-розовых огоньков, натянутые под потолком. – И головы манекенов.
Наверху у меня к стенам прикреплены полки, где красуются бирюзовые головы манекенов. Они демонстрируют мои парики и очки. Сами же стены обклеены постерами со сценами из костюмированных кинофильмов и блестящими фотографиями культовых актрис черно-белого кино. Стол у меня ярко-розовый с золотыми блестками. Они осыпаются, когда подсыхают. А рабочая поверхность завалена открытыми баночками со сверкающим гримом, бутылочками с полузасохшим лаком, пластиковыми детскими браслетами и накладными ресницами.
На книжном шкафу выстроились бесконечные ряды спреев с краской и баллончиков с клеем, а стол для шитья украшает коллаж из журнальных вырезок с уличной японской модой. Сверху хаотично разбросаны клочки ткани. Полки над столом заполнены стеклянными банками с пуговицами, катушками ниток, иголками и молниями. Над кроватью у меня балдахин, сшитый из индийских сари и бумажных зонтиков из Чайна-тауна.
Выглядит немного хаотично, но мне нравится. Моя спальня – это мой храм.
Я смотрю в комнату Крикета. Голые стены, голый пол. Пусто. Он замечает мой взгляд.
– Не это ты ожидала увидеть, правда? – спрашивает парень.
До переезда его комната была такой же, как и моя. Заполненной. Кругом банки из-под кофе со всякими механизмами, шурупами, гайками, колесиками и болтиками. На стенах схемы и планы, испещренные каракулями, звездные карты и разнообразные таблицы. Повсюду лампочки, медная проволока и разобранные часы. И, конечно, машины Руба Голдберга [11] .
Руб прославился своими зарисовками сложных машин, выполняющих простые действия. Ну, знаете, когда вы тянете за шнурок, ботинок переворачивает чашку, из которой выпадает шар, который приземляется в лунку, катится к качелям, которые запускают молоток, включающий лампу. Такой была комната Крикета.
11
Рубен Люциус Голдберг (4 июля 1883 г. – 7 декабря 1970 г.) – американский карикатурист, скульптор, писатель, инженер и изобретатель. В США каждый год проходит конкурс машин Руба Голдберга.
Я отвечаю осторожной улыбкой:
– Все немного изменилось, К.Г.Б.
– Ты помнишь мое второе имя? – Брови парня удивленно поднимаются.
– Его не так-то просто забыть, Крикет Грэхем Белл [12] .
Ну да! Речь идет о тех самых Беллах. Я про телефон, одно из величайших изобретений в истории.
Крикет потирает лоб:
– Родители наградили меня не слишком удачным именем.
– Я тебя умоляю. – Меня разбирает смех. –
12
Автор намекает на родство персонажа с Александром Грэхемом Беллом, американским ученым, изобретателем телефона.
– Все меняется. – Голубые глаза парня смеются, но за выражением радости скрывается пустота.
Это нервирует. Крикет всегда гордился своей фамилией. И считал своим долгом стать изобретателем, как его прапрапрапрадедушка.
Внезапно парень отшатывается назад, в темноту:
– Я должен успеть на поезд. Завтра на учебу.
Я испуганно вздрагиваю:
– О!
А затем Крикет вновь подается вперед. Его лицо подсвечено бело-розовыми огоньками. Опять это задумчивое выражение.
– Еще увидимся? – тихо спрашивает он.
Что мне на это ответить? Я указываю на свое окно:
– Я буду здесь.
Глава пятая
Макс подбирает с пола черную рубашку и надевает. Я уже почти одета. Сегодня я клубничка. На мне маленькое красное платьице в стиле пятидесятых, длинное ожерелье из маленьких черных бусин и темно-зеленый парик в стиле Луизы Брукс [13] , постриженный под короткий боб. Мой парень игриво касается моей руки, пахнущей потом и ягодным лосьоном.
13
Луиза Брукс – американская актриса немого кино, а также танцовщица и модель.
– Тебе понравилось? – спрашивает он, вовсе не пытаясь меня уязвить.
Я киваю. Действительно, в этот раз было получше.
– Пойдем закажем бурито. Я мечтаю о гуакамоле и пинте.
Дело вовсе не в том, что я мечтаю уйти до того, как в квартиру заявится сосед Макса – барабанщик «Амфетамина». Джонни нормальный парень, но иногда в компании друзей Макса я ощущаю себя не в своей тарелке. Мне больше нравится, когда мы вдвоем.
Макс берет бумажник.
– И ты получишь их, Ло-ли-та, – поет он.
Я бью парня по плечу, и он одаривает меня своей фирменной многозначительной ухмылочкой. Он знает, что я ненавижу это прозвище. Никто не смеет называть меня Лолитой, даже мой бойфренд, даже наедине. Я вовсе не похожу на мечту вульгарного старикашки. Макс не Гумберт Гумберт, а я вовсе не нимфетка.
– Это мое последнее предупреждение, – говорю я. – Просто купи мне бурито.
– Экстра-гуакамоле.
Макс подкрепляет свое обещание поцелуем, когда у меня вдруг звонит телефон – Энди!
Мое лицо вспыхивает.
– Прости, – бормочу я.
Макс раздраженно отворачивается, но тихо шепчет:
– Ничего.
Энди считает, что мы уже в ресторане, хотя на самом деле мы к нему только направляемся. Я уверена, что он купился. Настроение испорчено. Мы с Максом останавливаем свой выбор на местечке всего в квартале отсюда. На подоконниках там стоят зеленые пластиковые светильники в форме кактусов сагуаро, а с потолка свисают попугаи из папье-маше. Макс живет в Миссии – соседним районе, где нет недостатка в восхитительных мексиканских ресторанах.